гигантской вращающейся круглой платформой и доильными загонами для коров, расположенными по кругу, как спицы колеса. Время вращения было рассчитано таким образом, что после попадания на платформу корову можно было выдоить за один полный оборот, и она сходила с платформы в том же месте. Четыре доильных стакана были соединены с регулируемым пульсатором, молоко сливалось по вакуумной трубке, но самым важным в этом деле был расчет времени. Честно говоря, я никогда не мог точно рассчитать время, я довольно медлителен, и из-за этого некоторые коровы за полный оборот платформы оставались не до конца выдоенными. В какой-то момент я отчаянно боролся с двумя наборами доильных стаканов, пытаясь одновременно установить их на двух коров, пока они невозмутимо гадили на меня сверху. По сути, так и обходился со мной фермер, пока я не приспособился и не начал работать более скоординированно.
К концу лета я уже мечтал поскорее вернуться обратно в колледж. Я перебрался в Стиллорган в Южном Дублине, поближе к ветеринарной школе, сняв комнату у пожилой дамы. У нее был еще один жилец, школьная учительница, которая постоянно включала громкую музыку в своей комнате, а в соседней квартире какой-то парень круглосуточно играл на барабанах. Шум стоял оглушительный. Все это, мягко говоря, не очень-то способствовало учебе. К моему разочарованию, в программе по-прежнему не было серьезных занятий с животными. Единственной практикой было посещение ферм, но это не было для меня внове, поскольку все мое детство было одним затянувшимся посещением фермы. Мы снова бесконечно изучали вирусологию, бактериологию, гистологию, патологию и анатомию. По стенам моей комнаты, включая пространство над кроватью, были развешаны таблицы с названиями семейств бактерий, вирусов и паразитов, но запомнить все это я все равно был не в состоянии. Я вставлял в уши беруши, чтобы хоть чуть-чуть приглушить соседскую какофонию, и пытался запомнить бесчисленное множество подвидов и различные части клеток печени и почек. Единственной вещью, не имеющей отношения к учебе, был постер с изображением Рокки Бальбоа. Саундтрек из любимого фильма звучал в моих ушах, подбадривая и вдохновляя на бесконечные занятия по вечерам. Но даже Рокки не смог спасти меня от провала на экзамене по гистопатологии, потому что я не смог назвать все части клеток. Моя память на названия никак не улучшалась.
Ездить на занятия из Стиллоргана было не так утомительно. Я с удовольствием катался на велосипеде, слушая в наушниках любимую музыку: Simple Minds, Fleetwood Mac, U2, AC/DC и Billy Idol, записанную на мой плеер. Вообще-то это была не лучшая идея, потому что как-то вечером, когда в ушах гремела музыка, я врезался в бампер ехавшей впереди машины. Шел дождь, и под глубоким капюшоном пуховика было почти ничего не видно. Меня подбросило на крышу автомобиля, и я вывихнул правое плечо, потому что рука застряла в рейлингах для крепления багажника. Впрочем, это пошло мне на пользу — на экзаменах мне предоставили писца. Это были самые легкие экзамены в моей жизни. Мне нужно было лишь сидеть и думать, пока кто-то все записывал за меня: настоящий подарок судьбы, потому что почерк мой был — и остается — просто ужасным. Как большинство людей, я пишу медленнее, чем думаю, и когда мне нужно было просто думать и говорить вслух, мои ответы оказывались значительно более точными. На сей раз я успешно прошел испытание.
Два первых курса ветеринарной школы были для меня очень сложными. Оглядываясь назад, я думаю, что мне, наверное, нужно было быть затворником, чтобы добиться успеха. Но все же основную роль сыграло мое воспитание. Я вышел из католической школы, жил в семье, где родители являли собой образец трезвости. Естественно, пьянство меня не привлекало, как и наркотики, впрочем, в те времена, когда я учился в университете, эта проблема не стояла так остро. Единственное, из-за чего у меня были неприятности с полицией, — это отсутствие фонарика на велосипеде: мой генератор сломался, и он не горел. Не было ни ноутбуков, ни мобильных телефонов, ни Интернета: меня не отвлекала бомбардировка социальных сетей и поступающая со всех сторон информация. Мое поколение училось пить позже, так что воздержание от алкоголя в начале студенческой жизни сослужило нам хорошую службу. Церковь не поощряла и другие отвлекающие вещи — мысли о девушках. Отсутствие романтических отношений и переживаний из-за разбитого сердца тоже шло на пользу учебе. Все это будет доставлять наслаждение и страдания несколько позже. У нас был суровый профессор физиологии, который, когда студент плохо отвечал, всегда вопрошал, с чем связаны такие пробелы в его знаниях — с увлечением вином, женщинами или музыкой? В моем случае — ни с чем подобным.
В 1986 году, когда я учился на втором курсе, меня охватило отчаяние. Иллюзии рухнули, и я начал сомневаться в том, что когда-нибудь стану ветеринаром. Я уже не понимал, почему мне этого хотелось. Я шел на лекцию по гистологии, когда на доске увидел объявление: «Получение образования в Америке. Заявления принимаются только от прилежных студентов. Университет Пенсильвании, Филадельфия».
Филадельфия! Родной город Рокки! Я сразу понял, что должен подать заявление, подал его — и каким-то чудом был включен в программу.
Может быть, больше никто на такое предложение не польстился, но мне не было до этого дела. Я увижу своего героя! Филадельфия, я иду! Я поднимусь по лестнице Музея естественной истории вместе с Рокки!
Переполненный восторгом, я бросился в туристическое агентство, где дама с безразличным лицом перебирала какие-то карты.
— Мне нужен билет в Америку! — взволнованно объявил я.
Дама приподняла очки, с нескрываемым удивлением посмотрела на меня и спросила:
— Куда именно?
С лучезарной улыбкой я объявил, что мне нужно в Филадельфию.
— Так-так… Сейчас посмотрим… Боюсь, это будет недешево, — пробормотала дама.
Так и оказалось.
— Вот черт!
Перелет до Филадельфии я не мог себе позволить.
Заметив мое смятение, дама услужливо подсказала, что у компании «Эйр Лингус» есть специальное рекламное предложение по ценам на перелет до Нью-Йорка. На карте Филадельфия казалась совсем недалеко от Нью- Йорка — примерно как Баллифин от Дублина, — поэтому я поблагодарил ее и сказал, что это меня вполне устроит.
* * *
Я приземлился в аэропорту имени Кеннеди, не имея ни малейшего представления, как добраться до Филадельфии. Забрав свой большой ярко-красный рюкзак, я принялся бродить по аэропорту, тараща на все глаза, как девятнадцатилетний деревенский недоумок, каким я по сути и был. Наконец я заметил парня в костюме лепрекона, державшего в руках табличку с надписью «Автобусы Шемрока». Удача мне улыбнулась! Естественно,
