Началась паника. Первый вице-премьер В.Шумейко попросил Госкомцен срочно написать проект постановления, который выправлял бы ситуацию. Результатом было безмозглое постановление о выплате чуть не всем подряд разницы между прежними и новыми ценами. Большего абсурда представить нельзя.
Несмотря на мои возражения, постановление подписали, а В.Черномырдин устранился от дискуссий с Президентом. Постановление уже в мае дезавуировали, результатом была потеря бюджетом нескольких сотен миллионов долларов — гигантская сумма и сегодня.
С другой стороны, в 1993 году мне и моим коллегам многое все же удалось. Реформы продвигались вперед. Так, одним из самых значительных своих и коллег достижений я, безусловно, считаю решение вопроса об отмене импортных дотаций.
Сегодня уже об этом забыли, а тогда это была одна из самых больших «черных дыр» в бюджете. Дело было предельно простым: вы закупаете что-нибудь за границей за государственный счет, а сами платите, допустим, всего 10 процентов от реальной стоимости товара. Понятно, что в стране никто не перепродавал этот же товар по такой низкой цене и разница фактически клалась в карман.
С самого начала я повел беспощадную борьбу с импортными дотациями как формой явной коррупции, хотя сопротивление всех ведомств было колоссальным. Никто из реформаторов в правительстве не верил, что это «явление» можно ликвидировать. На совещаниях наши противники устраивали истерики. Мне приходилось даже «угрожать» некоторым сотрудникам аппарата правительства, которые активно саботировали появление решений.
В конце концов, мне удалось сломать сопротивление и в несколько приемов ликвидировать эту кормушку для коррупционеров. Никто, правда, даже спасибо не сказал. Подумаешь, несколько миллиардов долларов общественных средств сэкономили! Эка невидаль!
Другая проблема, с которой мы столкнулись, состояла в управлении так называемыми внебюджетными фондами при различных министерствах. Их было несколько десятков. «Отщепляя» на начальной стадии часть доходов, они распыляли гигантские бюджетные ресурсы и выводили их из-под контроля правительства и Министерства финансов.
И вновь после длительной и изнурительной борьбы нам удалось ввести в бюджет полтора десятка внебюджетных фондов, что существенно улучшило финансовую ситуацию страны. Конечно, о ликвидации фонда «Газпрома» тогда и не мечтали, и только давление МВФ помогло с ним справиться через пару лет. О роли и месте социальных внебюджетных фондов (Пенсионный фонд, Фонд социального страхования и т. д.) дискуссии продолжаются, к сожалению, и по сей день.
Другими достижениями 1993 года я считаю ликвидацию неконтролируемых кредитов странам СНГ, повышение уровня процентных ставок в Сбербанке до реального уровня, покрывающего инфляцию[9], наведение порядка с распределением кредитов и бюджетных средств и многое другое, о чем речь еще впереди.
Длительные дебаты вызывала государственная система регулирования валютного рынка. Нам сегодня трудно представить, но в тот момент предприятия-экспортеры все еще были обязаны продавать часть своей выручки Центральному банку, а часть — на валютном рынке.
Де-факто это означало осуществление прямой эмиссии Центральным банком в увязке с объемом экспорта. Кроме того, это означало отсутствие нормального рыночного механизма формирования курса российского рубля. В.Геращенко система централизации валютных рёсурсов страны безумно нравилась (и нравится сегодня, в 1999 году).
Как только мы «выбили» из В.Геращенко решение о продаже всей валюты экспортеров на свободном рынке, сразу сложились уникальные условия для финансовой стабилизации.
Дело в том, что к этому времени мы уже резко сбили объемы кредитов странам СНГ и объемы импортных дотаций, более или менее поставили под контроль эмиссию и существенно повысили процентные ставки, сделаны были некоторые важные изменения в регулировании открытой валютной позиции банков.
Кроме того, в июле 1993 года на рынок поступил первый транш системного кредита МВФ (1,5 млрд долл.), а также существенные объемы валюты из других источников. Было совершенно очевидно, что баланс спроса и предложения изменился настолько, что в течение двух-трех месяцев можно ожидать стабилизации валютного курса, а это полезно для темпов инфляции. Абсолютно аналогичная ситуация сложилась и в апреле-июне 1999 года.
Именно тогда я сказал, что готов заключать пари со всей страной, что курс останется на уровне 1000 рублей за доллар[10]. Я знал, что именно так и будет, но хотел оказать на рынки дополнительное психологическое воздействие.
Меня тогда неприятно поразило, что многие достаточно уважаемые мною люди и экономисты (Е.Ясин, С.Глазьев, «явлинцы» М.Задорнов и А.Михайлов) стали публично заявлять, что курс удерживается искусственно.
Я им все разъяснял и разжевывал, доказывал, что у Минфина нет прямых методов воздействия на валютный рынок, а Центробанк саботирует наши усилия (через него ничего не можем сделать). Дело просто в стечении конкретных экономических факторов. Они продолжали делать свои весьма странные заявления.
Именно тогда у меня появились серьезные сомнения в компетентности некоторых по-человечески симпатичных мне людей. Позднее, когда М.Задорнов стал министром финансов (замечу: только по форме. По сути же он — всего лишь бухгалтер), он, как никогда, принизил роль Минфина, и многое и многим стало ясно. Некомпетентности хватает и среди молодого поколения экономистов. Увы.
Я горд, что смог укрепить роль Минфина и добиться конкретных результатов. Могу биться об заклад, что если бы в тот момент на моем месте были другие люди, то вряд ли все, что удалось сделать мне, было бы сделано. К сожалению, многие из моих начинаний не нашли продолжения.
Меня могут обвинить в необъективности, но я твердо уверен, что в 1993 году было принято гораздо больше конкретных мер по реформе экономики, чем за весь период 1990–1999 годов. Конечно, в 1992 году реформы были начаты (это труднее всего), и Е.Гайдар всегда будет их «отцом» (он вошел в историю), но именно 1993 год закрепил многие начинания и исправил ошибки 1992 года.
В 1993 году я пришел в изменившееся Министерство финансов России: в мое отсутствие произошло его слияние с союзным Министерством финансов. Заняв здание союзного ведомства на Ильинке, Минфин унаследовал в основном и союзных сотрудников. Однако большая группа моих бывших подчиненных все еще была на месте (С.Королев, В.Петров, Н.Максимова, Б.Златкис и другие), и это облегчило начало работы. В отличие от 1990 года это уже не было незнакомое и непонятное для меня учреждение.
