До середины 1951 г., пока не установилось неустойчивое равновесие на фронте, Сталин лично «вел» контроль за исполнением его директив в корейской войне. Его обмен телеграммами с Мао Цзэдуном, Чжоу Эньлаем, Ким Ир Сеном весьма внушителен. Интересная деталь: обсуждая с союзниками по войне оперативные и технические вопросы, Сталин не забывает решать попутно и некоторые свои «дела».
Так, в октябре 1950 г., когда в Корее все висело на волоске, он напоминает Чжоу Эньлаю о его обещании передать ему, Сталину, в Москву 10 миллионов американских долларов, как он пишет, «для поддержки левых организаций в Европе и Америке».[405]
Видимо, даже у Сталина, способного частенько направлять «преданным собеседникам» по 600 тысяч долларов, специальный фонд «поддержки» требовал постоянного пополнения.
В другой телеграмме Мао Цзэдуну, где Сталин сообщал о дополнительной поставке китайцам бензина, он попросил у них 50 тысяч тонн натурального каучука. Как каучук, американские доллары от китайцев, так и золото, серебро и моноцитовый концентрат из Северной Кореи Сталин, конечно, получил. Идеи идеями, а «табачок врозь».
Сталин, продолжает Д.А. Волкогонов, постепенно утратил интерес к корейской войне, поняв, что это битва без победителей. Общей победы не будет для какой-либо из сторон. Правда, он еще несколько раз советовал Ким Ир Сену «использовать авиацию и артиллерию массированно», «беспощадными и немедленными мерами сломить голову реакции и обеспечить порядок в своем тылу», «иметь в месте расположения правительства сильный и надежный военный кулак»[406], но действовал уже как бы по инерции. Он дал указание Вышинскому не противиться мирным предложениям, однако и не форсировать их. «Американцы сейчас мира хотят больше, чем мы».
Встречаясь 19 декабря 1952 г. в Москве с Чжоу Эньлаем, Сталин обсуждает с китайским премьером пути сохранения позиций Китая и Северной Кореи в войне, формы обмена военнопленными. Сталин и здесь остался верен себе, напомнив китайскому руководителю, что «американцы постараются часть военнопленных завербовать, чтобы использовать их для шпионажа… Так было и с нашими военнопленными в прошлой войне, а теперь мы каждый день ловим по нескольку человек военнопленных, которых американцы перебрасывают на нашу сторону».[407]
Сталин подтвердил свою готовность предоставить Китаю вооружение для 60 китайских пехотных дивизий. Ведя переговоры о мире в Корее, Сталин не исключал и продолжения военного конфликта. В заключение беседы он подарил членам китайской делегации (для членов руководства ЦК КПК) новые советские автомашины ЗИМ, выражая свое высокое уважение к лидерам из Пекина… Ведь именно они в критический момент сыграли такую важную роль.
Встречаясь с Чжоу Эньлаем месяцем раньше, 20 августа 1952 г., в Москве, Сталин спросил собеседника: как быть с корейской войной? Идти на мир или продолжать ее? Чжоу Эньлай сказал: Мао полагает, что «продолжение войны выгодно нам» (в этой фразе весь Мао Цзэдун. – Ю.Г.). Китай готов к тому, что война будет продолжаться еще 2–3 года.
Сталин, глядя на собеседника, всегда подтянутого, собранного, согласился: «Война портит кровь американцам». Подумав, добавил: «Северокорейцы ничего не проиграли, кроме жертв в этой войне (?! В этой фразе весь Сталин. – Ю.Г.). Нужны выдержка и терпение. Надо корейцам разъяснить, что это дело большое (надо полагать, советский диктатор думал: пусть продолжают приносить жертвы во имя «большого дела». – Ю.Г.). Для Кореи мы ничего не пожалеем». И Сталин действительно не жалел своих ресурсов для тех, кто продолжал жертвовать жизнями сотен тысяч людей, чтобы «портить кровь американцам». В телеграмме, отправленной в апреле 1952 г. Ким Ир Сену, говорится: «Мне стало известно, что корейский народ нуждается в хлебе. У нас есть в Сибири 50 тысяч тонн готовой пшеничной муки. Мы можем послать эту муку в подарок корейскому народу…»
Ким Ир Сен рассыпается в любезностях за щедрый подарок Сталина и желает ему «многих лет жизни и здоровья на счастье человечества».[408]
Но вернемся к беседе Сталина и Чжоу Эньлая, продолжает Д.А. Волкогонов.
Диалог любопытен и дальше.
ЧЖОУ: Если американцы не хотят мира, то мы должны быть готовы продолжить войну хотя бы год…
СТАЛИН: Правильно. Америка не способна вести большую войну.
Вся их сила – в налетах, атомной бомбе… Американцы – купцы. Немцы в 20 дней завоевали Францию: США уже два года не могут справиться с маленькой Кореей. Какая же это сила? Атомной бомбой войну не выиграть…
Не отсюда ли и у Мао отношение к ядерной угрозе, как к «бумажному тигру»? (Так ставит вопрос Д.А. Волкогонов. – Ю.Г.)
Собеседники выяснили, что у Ли Сын Мана всего 116 тысяч военнопленных, в том числе 20 тысяч китайцев. (14 тысяч китайцев не вернулись в КНР, а отправились на остров Тайвань. – Ю.Г.) Переговаривающиеся стороны не очень озаботились этим, и Сталин лишь спросил: сколько американцев в плену?
Чжоу заглянул в бумажку и прояснил ситуацию: примерно 3–4 тысячи. Вместе с ооновцами.
Война продолжалась, а лидеры уже смотрели в будущее. Военное будущее. Когда Чжоу сказал: Китай после войны намерен иметь 102 дивизии, а всю армию в 3 млн 200 тысяч человек, то Сталин поморщился:
– Но это минимум. Вы хотите иметь 150 авиаполков. Это мало. Надо 200 авиаполков.[409]
Таким был Сталин «в деле», отмечает Д.А. Волкогонов и продолжает.
На первом плане – глобальные интересы системы, державы, «лагеря». На десятом – какие-то там «жертвы», лишения, потери. Даже ради того, что «война портит кровь американцам», ее можно продолжать… Сталин словно забыл, как всего несколько лет назад писал в телеграмме президенту Ф. Рузвельту (7 апреля 1945 г.), выражая свои глубокие союзнические чувства: «Я никогда не сомневался в Вашей честности и надежности, так же как и в честности и в надежности г-на Черчилля»[410]. Похожие теплые слова выражал и президенту Трумэну, как, впрочем, и он Сталину…
Кстати, о Трумэне, продолжает Д.А. Волкогонов. (Думается, что это важно, так как Сталин и Мао Цзэдун во время корейской войны имели своим основным противником именно Г. Трумэна.) Сталин помнит не только его послевоенные любезности, но и жесткость.
После разгрома Японии 16 августа 1945 г. Сталин направил президенту Трумэну телеграмму, в которой предложил «включить в район сдачи японских вооруженных сил советским войскам северную половину острова Хоккайдо… Это последнее предложение имеет особое значение для русского общественного мнения. Русское общественное мнение было бы серьезно обижено, если бы русские войска не имели района оккупации в какой-либо части собственно японской территории. Я бы очень хотел, чтобы изложенные выше мои скромные пожелания не встретили возражений».
