И я плыл и плыл, с каждым гребком дергая свою неповоротливую и неудобную упряжку и выжидая момент, когда бы я смог пересечь линию идущих один за другим катеров. И вот такой момент пришел. Я бросился между двумя катерами, которые чуть-чуть растянулись. Вот, я уже между ними, вот — катера остались сзади меня. Через некоторое время я потерял их из вида. Как я ни поворачивал голову вправо и влево, но нигде больше не видел ходовых огней катеров. И когда я уже совсем было подумал, что морское заграждение мною успешно прервано, то вдруг увидел, что катера с потушенными ходовыми огнями меняли свою позицию. Теперь катера оттягивались мористее, километров на пять от берега, снова выстраивались в цепочку и готовились ловить ту «рыбку», которая сумела проскользнуть в первый раз, когда катера были у самого берега. Это было умно. Но и я тоже кое-что умел. Зная уже их тактику, заключавшуюся в том, что они, снова включив свои ходовые огни, плыли беззвучно задним ходом (очевидно под электромоторами), я рассчитал равнодействующую и направил свой курс так, что проплыл точно посредине между двумя катерами, не очень близко от каждого из них.
«Ну, уж теперь-то с катерами покончено!» — подумал я, когда катера остались позади.
Луны уже не было, не было и ветра. Стояла черная, тихая и теплая южная ночь. Мне хотелось знать сколько теперь времени, но остановиться, чтобы взглянуть на карманные часы — значило сбить весь ритм движения. Этого делать было нельзя. Пловцу надо иметь наручные часы, карманные — не годятся. Поэтому я плыл и плыл, лишь изредка поглядывая на небо, чтобы узнать, не начало ли оно розоветь? Сбросить с себя маску я не решался: вдруг снова на пути встретятся катера. Если бы я мог предвидеть, что внешние обстоятельства будут благоприятными для меня (луна исчезла, а прожектора перестали направлять в мою сторону), то мне бы следовало оставить матрац надутым, а вещи сложить на матраце. В этом случае плыть мне было бы много легче и моя скорость была бы вероятно в два раза быстрее. Тогда бы я смог проплыть за ночь более 20 километров и с рассветом оказался бы в нейтральных водах. Теперь же об этом нечего было и мечтать. Ориентируясь по звезде Глаз Скорпиона, я иногда также смотрел в воду, когда лицо мое обращалось вниз. И сколько же я видел рыб! Собственно, я видел не самих рыб, а их фосфоресцирующий след. Несмотря на тревоги и усталость, это было интересное зрелище. Тем более было интересно, что я твердо знал: в Черном море не водится никаких рыб или животных, которые бы представляли опасность для пловца.
Под утро я начал замерзать. Как всегда, сначала стала мерзнуть спина. Я ускорил темп движения и это в какой-то степени помогло. Стали приходить мысли о том, что ни одна живая душа в мире не знает о том, где я сейчас и что со мной. Уже в который раз и на тренировках, и во время реальных попыток побега в Батуми и вот теперь здесь — я оставался один-на-один с Богом!
Чем бы ни кончилось мое плавание, я знал: это были великие минуты в моей жизни. Позади многие годы подготовки: физической, моральной, материальной… — и вот теперь я сдавал экзамен. На этом экзамене была не 5-ти балльная система, а только двухбалльная: «сдал» или «не сдал». Для лучшей сдачи экзамена нужно было, чтобы ночь длилась дольше, а мой усталый организм жаждал утра и солнца.
В этой борьбе эмоционального и рационального прошло порядочно времени и когда я в очередной раз поднял голову из воды, чтобы взглянуть на восток, то обнаружил, что он порозовел.
Рассвет наступил быстро. Из-за горизонта упруго, как мяч, выскочило солнце. Будучи моряком, я много раз видел восход солнца на море, но такого восхода я никогда в жизни не наблюдал. Видимо, не малую роль играла необычность моей наблюдательной позиции. Заметив и запомнив все это (у меня в рюкзаке была чистая тетрадь и я собирался записать все при первой же возможности), я оглянулся назад.
Первое, что я увидел, это то, что до берега было очень далеко, так далеко, что никакие приборы не могли бы меня обнаружить. А второе — был пограничный катер, который на полной скорости шел прямо на меня. Я быстро убрал голову под воду и замер, еле двигая руками и ногами. Когда через несколько минут я снова поднял ее, то увидел, что катер повернул в сторону Феодосии и вез усталых пограничников домой, спать.
«Проспали меня, а теперь опять — спать!» — подумал я игриво и стал размышлять над тем, что делать дальше. Появилось желание залезть в лодку. Меня охватило обманчивое чувство безопасности. Этому способствовало прекрасное летнее утро, штиль на море и мирное голубое небо, без единого облачка.
Я подтянул к себе рюкзак и снял маску и трубку. На буксирной веревке по-прежнему, как я бросил его вчера, висел матрац.
Матрац мне очень пригодился. Без него я даже не знаю как бы стал надувать лодку. А так все получилось очень просто: сперва я надул матрац, держась за рюкзак, как за буй, потом — взобрался на него и лег. Сразу же у меня свело правую ногу. «Теперь пусть себе!» — усмехнулся я и начал массировать икру. Когда отпустило, я подтянул к себе рюкзак, развязал его, и не вытаскивая лодки, достал только насос. Насосом я поддул воздуха в лодку, нажимая его вручную, и от этого лодка высунулась из рюкзака. «Как бы рангоут не утянул на дно мой рюкзак после того, как я выну из него лодку?» — забеспокоился я.
Но все складывалось уж очень благоприятно для меня! Когда я с большими усилиями вытащил полунадутую лодку из рюкзака, то он не пошел на дно: в резиновых мешках и презервативах еще было достаточно воздуха, чтобы удержаться на поверхности.
Снова завязав рюкзак, я оставил его плавать, а сам занялся лодкой. Лежа на матраце надувать лодку трудно, да я и устал порядочно за 15 часов плавания, однако, надул. Не торопясь, я перебрался с матраца в лодку и ощутил полное блаженство. Уж что-то очень я был уверен в своей безопасности! Правда, берег был далеко: ни Коктебеля, ни Крымского Приморья видно не было. Открывалась большая перспектива: был виден крымский берег от Солнечной Долины до Феодосии. В Феодосии крошечными точками намечались многоэтажные дома. Море было тихим и пустынным. Хотя солнце недавно взошло, но его жаркие лучи уже приятно согревали мое тело. Все было так мирно и так безоблачно! Я подтянул к себе рюкзак и отвесно спускающийся в глубину рангоут и такелаж. И то и другое набрали много воды и стали очень тяжелыми. Я еле-еле перебросил их через борт в свою лодку, зачерпнув заодно и морской воды.
«Теперь надо поесть!» — подумал я. Вместо того, чтобы вставить в уключины весла и сколько сил хватит плыть на веслах от берега, я стал есть. Положительно, все вокруг было таким мирным, что заставляло думать, что я — на пляже в Коктебеле или на рыбалке на Розовой Даче. Я достал банку сгущенных сливок и консервный нож. Подумал: «Первый раз в жизни купил сгущенные сливки! В предыдущей жизни они были мне не по карману». Открыл банку и стал есть ложкой, с печеньем. Когда съел пол банки, то отложил в сторону и подумал: «Все-таки пора двигаться! Но как лучше: на веслах или под парусом?»
