Пренебрежение экономикой, агрономией, да и вообще всякой наукой было в характере Хрущева – человека необразованного и ненавидевшего интеллигенцию. Его главным «ученым советником» по сельскому хозяйству был печально знаменитый академик Трофим Лысенко, создатель дикой и антинаучной «мичуринской биологии». Однажды Хрущев сказал, почему он любит Лысенко: приезжая к нему на опытную базу, он всегда видит академика Лысенко, шагающего в сапогах по навозу. А другие ученые «сидят в своих кабинетах и боятся руки испачкать».
Но шарлатан Лысенко и его «последователи», естественно, не могли поправить дело. Пренебрежение наукой мстило за себя. Урожаи на полях России все убывали. Голод стал у порога.
В числе последних нововведений Хрущева были такие, как отнятие коров у колхозников, которым раньше разрешено было их держать, передача тракторов и сельскохозяйственных машин из машинно-тракторных станций в колхозы. Это выглядело как акты отчаяния и усугубило сельскохозяйственный кризис.
Перед лицом большого голода Хрущев вынужден был решать: либо вернуться к сталинским методам подавления недовольства – к тюрьмам, концлагерям для миллионов, к пыткам и казням, – либо купить хлеб на Западе. Он не мог выбрать первый путь, ибо в 1956 году он сам разоблачил сталинские злодеяния и поклялся, что они не повторятся, а кроме того, Россию уже нелегко убедить, что опять появились миллионы «врагов народа», как именовал свои жертвы Сталин.
Хрущев купил зерно на Западе, впервые в истории превратив Россию из мирового экспортера хлеба в импортера. Он побоялся даже сообщить об этом людям – советские газеты ни словом не обмолвились о закупках зерна. Прямая угроза голода чуть отступила, но положение крестьян от этого ничуть не улучшилось. За исключением горстки «богатых» и «показательных» колхозов, куда возят на экскурсии иностранцев, крестьяне в деревнях ведут все то же почти первобытное существование – например, около 60 процентов сел по сей день не имеют электричества. Колхозный труд все так же остается проклятием, а труд на крошечном своем участке – единственной радостью.
14 октября 1964 года Хрущев лишился власти в результате дворцового заговора – в то время, как он отдыхал от трудов праведных на берегу Черного моря. К власти пришло очередное «коллективное руководство» – Брежнев и Косыгин. Что изменилось в положении крестьян?
Если ответить на этот вопрос двумя словами, то надо сказать: стало лучше. Но, анализируя эти улучшения, я все время вспоминаю разговор со старым московским профессором, состоявшийся сразу после падения Хрущева. Профессор сказал:
— Вот увидите, это к лучшему.
Я удивился.
— Откуда Вы знаете, как поведет себя новая команда?
— А я говорю из общих соображений. Чем чаще меняются тираны, тем легче народу – это проверено историей.
В самом деле, улучшения в крестьянской жизни произошли и после смерти Сталина. Хрущев на первых порах отменил сельхозналог с приусадебных участков колхозников, повысил закупочные цены на так называемые «обязательные поставки», наконец, он отменил высылку крестьян в Сибирь за невыполнение минимума трудодней. Это были совершенно определенные, ощутимые улучшения – и все-таки через десять лет после них положение в сельском хозяйстве стало еще мрачнее, чем было раньше.
Новые лидеры ввели теперь свои улучшения. Они, во-первых, объявили, что уровень «обязательных поставок» будет устанавливаться каждому колхозу на пять лет вперед и за эти пять лет останется неизменным. Это отнюдь не выглядит благодеянием, но все относительно: по сравнению с существовавшим до сих пор открытым грабежом, когда областные комитеты партии приказывали колхозам сдавать еще и еще, чтобы отличиться перед Центральным Комитетом, нынешнее решение определенно шаг вперед.
Очевидна и польза другого нововведения: отныне каждый колхозник будет получать гарантированный минимум оплаты за свой труд, независимо от общего дохода колхоза. В переводе на общепонятный язык, это означает, что там, где колхоз вообще ничего не давал своим членам (таких колхозов было немало), теперь будет выдаваться этот самый минимум.
Неплохо звучит и третье решение (хронологически оно было принято первым, в тот же самый день, когда «пленум заговорщиков» лишил Хрущева власти): покончить с «мичуринской биологией» академика Лысенко, дать дорогу серьезной биологической науке.
Улучшения? Да, без сомнений. Почему же мой собеседник, сибирский журналист, слова которого я приводил в начале этой главы, считает, что ад в деревне продолжается по сей день?
Потому что – и тут я с ним полностью согласен – он называет все текущие улучшения паллиативами. Новая власть, новые улучшения, потом опять все по-старому или даже хуже. Совершенно так же, как в промышленности, нынешние лидеры хотят поднять сельское хозяйство, сохранив в неприкосновенности корень зла. Этот корень – колхозный строй.
За 37 лет существования, колхозный строй убедительно доказал свою полную неэффективность и принес стране колоссальный вред. Производительность колхозного труда ничтожна, взаимоотношения между крестьянами подозрительны и злобны, колхозные руководители, всегда назначаемые «сверху», окружены ненавистью. Колхозы существуют вопреки воле их членов, они находятся в полном противоречии с желаниями, чувствами, со всей психологией крестьянина.
Так происходит потому, что крестьянин не ощущает колхозную собственность как свою. Казалось бы, он должен понимать, что чем богаче будет колхоз, тем лучше будет жить и ему, члену колхоза. Но это отвлеченная теория. На самом деле колхозное поле – чужое поле для крестьянина, колхозная лошадь – чужая лошадь, и трактор тоже чужой. А чужого – не жалко, сердце о нем не болит. Жалко лишь своего труда, результатами которого будет распоряжаться кто-то другой – справедливо или несправедливо, это даже не играет роли. Вопиющие несправедливости, чинимые над колхозниками четвертый десяток лет, только углубляют эти чувства, но не являются их первопричиной. Именно поэтому никакие частные улучшения колхозных дел органически не могут поднять производительность сельского хозяйства в России.
Я убежден, что это коренное противоречие колхозного строя понимает не только сибирский журналист, чьи мысли я только что изложил в сжатой форме. Гибельность колхозов для сельского хозяйства, а, значит, и для экономики страны в целом, понимается и на кремлевском уровне. Но тут выступает на сцену поистине трагическое обстоятельство: нынешние лидеры страны, так же, как в 1953 году Хрущев, не могут распустить колхозы. Они идут в тупик, зная, что впереди нет выхода и в то же время не имея возможности повернуть назад. Им не дает это сделать... Ленин.
