Умение не нарываться - это уж дело личного опыта каждого подпольщика и партизана. И опыт, который я приобрел на пути от фронта к областному отряду, сослужил мне впоследствии огромную службу. Я научился ходить, научился видеть и слышать. Я узнал, что искусство подпольщика в том и состоит, чтобы понять природу "случайностей" и чтобы "случайность" тоже обернуть на пользу большому плану борьбы с врагом.
То, что я затоптал в глинистое дно реки Много свой планшет, не сбило меня, конечно, с пути. Я хорошо знал, если не каждую тропку, - любой маленький проселок, любой хутор нашей Черниговской области. Будь у меня адреса явок, я быстрее нашел бы своих людей. Но задержка обернулась мне в пользу. Я близко познакомился с жизнью народа в оккупации, я узнал настроения людей, я научился подбирать ключи к разным людям...
Я еще долго ворочался с боку на бок и в конце концов начал подремывать, как услышал вдруг чьи-то шаги и голоса. Я насторожился. Вскоре понял, что разговор меня не касается, и надвинул кепку на уши, чтобы не мешали спать. Но не помогло, сон отошел, и я невольно подслушал... влюбленных.
Возле сарая, в котором я лежал, вилась среди кустов довольно живописная тропинка. Луна в эту ночь была чиста от облаков, только ветер бушевал по-прежнему. Влюбленные, судя по голосам, комсомольского возраста, сперва маячили возле моего пристанища, а потом уселись в непосредственной близости от меня.
- Какие же мы несчастные, - говорила девушка. - Не було б вийны, закончили б хату, та писля уплаты по трудодням и переехали б...
- Эге, - согласился парень. Он большей частью ограничивался такими короткими замечаниями. Да еще иногда прерывал свою подружку поцелуем. Это, впрочем, не мешало ей высказываться.
- Слухай, Андрию, - сказала она с какой-то сладчайшей интонацией, - а когда ты вернешься с войны зовсим, мы до загсу пидемо?
- А як же!
- А радиолу, як у Карпенки була, купемо?
- Эге.
- А учиться ты мене в педагогический институт пустишь?
- В Днипропетровск?
- Ни, в Чернигов.
- Тильви в Днипропетровск. Там металлургический техникум. А педагогический в каждом городе есть. Я буду в металлургическом, ты - в педагогическом...
- Ни, Андрию, поидемо в Чернигов!
Казалось, у этих молодых людей чувство реальности совершенно отсутствует. Они говорили о своей будущей учебе с такой естественной уверенностью, будто нет ни войны, ни оккупации. Спор о том, ехать ли им в Чернигов или же в Днепропетровск, тянулся довольно долго. Он был, верно, давнишним. Стороны к соглашению не пришли, и девушка переменила тему. После очередного поцелуя она еще более сладким голосом спросила:
- Андрию, ты меня любишь?
- А як же...
- К себе возьмешь?
- Я тебе самолет вышлю.
- Ни, правда, Андрию, не шуткуй, пришли записочку, я сама к тебе приеду. Я же комсомолка, Андрию. Скажи командиру: есть у меня дивчина гарна. Стрелять умеет, борщ сварит, раненого перевяжет.
Разговор становился для меня все более интересным. Хотелось вылезти и спросить без обиняков, в какой отряд собираются влюбленные, где он дислоцируется, да, кстати, узнать, и как его успехи. Но, поразмыслив, я решил, что или очень напугаю, или, если парень смелый, могу и по шее получить. А то, что он не трусливого десятка, выяснилось на следующем этапе разговора.
То ли я шевельнулся, то ли еще какой-то посторонний звук достиг ушей влюбленных, только девушка вдруг встрепенулась и тревожным голосом стала умолять Андрея поскорее уходить.
- Ой, Андрию, неспокойно мое сердце. Как же они твоего дружка штыками толкали. Сами на конях, а он пеший. Як до хаты подойдут: "Шукай!" говорят, а сами под ребра штыками торк...
- Он мне не дружок. А если бы мне дали добрую плетку, так я бы его стеганул.
- Его же немцы расстреляли. Если бы он был ихний, они б его не стреляли.
- Так то со злости, что меня не разыскали. А если бы он меня к их коменданту доставил, не расстреляли бы...
Вот, оказывается, кто мой влюбленный. Теперь мне захотелось вылезти лишь для того, чтобы пожать ему руку.
Сегодня жена Беловского рассказала о случае, происшедшем в соседнем селе накануне утром. Я слушал ее не очень внимательно; рассказывает, дескать, чтобы напугать непрошенного гостя и поскорее избавиться от меня: мол, тут небезопасно. Но оказалось, это она не выдумывала.
Некоторые подробности этой истории я извлек и из разговора влюбленных. Андрей, хоть и нарочно обходил эту тему по скромности или для того, чтобы не говорить о неприятном, но все равно кое-какие детали они с невестой вспомнили.
Так вот, в селе Ольшаны небольшой немецкий отряд захватил двух красноармейцев. Одним из них был Андрей.
Немцам в селе понравилось. Они проторчали там несколько дней, обжирались и опивались за счет населения. А задержанных пленных заставляли делать всю самую грязную, неприятную лакейскую работу. Напившись пьяными, били их, издевались. Но с глаз не спускали.
Вчера утром ефрейтор послал обоих пленных, а с ними и немецкого солдата, "за дровами" на чердак. Солдат дал Андрею топор и приказал рубить подпорки крыши. Вместо этого Андрей стукнул немца обухом по голове, схватил его пистолет и крикнул товарищу:
- Тикай!
Но тот схватил Андрея за руку и стал орать, звать немцев. Сильным ударом ноги Андрей освободился от "дружка" и выпрыгнул в слуховое окно. Пока немцы спохватились, седлали коней, Андрей пробежал с полкилометра за село. Там он увидел на току колхозников, молотивших пшеницу. Андрей скинул шинель и шапку, схватил цеп и стал работать. Преследователи проехали мимо, но не узнали его: впопыхах они не взяли с собой андреева "дружка".
Потом-то они сообразили. Связали "дружку" руки за спиной и, как рассказывала андреева невеста, отправились по хатам. Они кололи "дружка" штыками, били поминутно по щекам и ногами в живот. Пройдя два или три села, немцы, не разыскав Андрея, в бешенстве расстреляли "дружка" посреди улицы.
Теперь же Андрей собирался в Ичнянский отряд. "Хороший для меня попутчик", - подумал я. Но как я был рад, что не вылез из сена и не попытался заговорить... Андрей непременно всадил бы в меня пулю. В его положении иначе поступить было невозможно. За ним ведь гнались, его преследовали... Но замечательно, что после таких потрясений он мог говорить о будущем, об учебе, да и не только об этом...
Влюбленные щебетали еще очень долго, долго не давали мне уснуть и мучили еще тем, что заставляли лежать неподвижно.
Сеновал был открытый. Скрываясь от ветра, влюбленные зашли в сарай. Беседа продолжалась на самые различные темы. Определяли сроки окончания войны и сошлись на том, что через два-три месяца немцев с Украины выгонят. Оценивали мощь уральской промышленности; спорили о том, скоро ли англичане откроют второй фронт. Я лежал и думал. Как это писатели наши изображают разговор влюбленных: птички, луна, закат. А вот, оказывается, любовь ни политики, ни экономики не чурается.
