«Слушай, Акси-Вакси, какую сцену ты больше всего любишь в этой книге?» — спрашивал дядя Феля. Мальчик тут же отвечал с полной готовностью: «Атаку кавалергардов под Аустерлицем». «Правильно! — восклицал недавний артиллерист. — А ты помнишь, как император Наполеон посетил пленных русских офицеров? Как он беседовал с князем Репниным?» «Они беседовали, конечно, по-французски», — вспомнил А-В. «Правильно, — улыбался дядя Феля. — Причем князь Репнин говорил на аристократическом французском, а император на языке среднего командного состава своей армии. Ну, скажем, как маршал Ворошилов».
Однажды, после школы, я пришел домой и застал Феликса, Констанцию и Аксинию за распитием бутылочки «Московской особой». Все трое были веселы и излучали веру в будущее. Оказалось, что дяде предложили должность в аппарате Верховного Совета ТаССР. Он будет заведующим отделом информации. Будет сидеть в большом кабинете казанского кремлевского дворца. На столе у него будет стоять полдюжины телефонов, информация будет стекаться к нему широким потоком. Не исключено, что в будущем он будет получать особый паек. Но это в будущем, пока никакого пайка нет. Кресло, к сожалению, не мягкое, а дубовое полированное; в таком кресле флотские брюки начинают очень быстро лосниться. Лоснятся и локти флотского кителька. Башмачки вскоре запросили каши. Но главное, Котя, теща и дети, — это не выпадать из номенклатуры. В конце концов мы получим все, быть может, даже отдельную квартиру.
У Акси-Вакси были свои виды на отношения с Феликсом. Он научит меня плавать! Он вернулся так быстро с театра военных действия именно для того, чтобы научить меня держаться на воде, а потом передвигаться стилем кроль и брасс.
У меня были свои особые и непростые отношения с водной стихией. Дважды она чуть меня не пожрала. Мне шел девятый год, когда это произошло в первый раз. Весна 1942-го, мы большой компанией огольцов купаемся на Казанке в районе слияния ее с Булгаркой, возле Коровьего моста. Этот мост, как я позднее понял, звучит почти как Оксфорд, однако глинистые берега засосали бы любого быка на пути к броду.
В нашей гопе многие пацаны уже умели плавать, но у меня почему-то не получалось. Я мог нырнуть на мелком месте и некоторое время плыть под водой, но, как только выныривал, начинал захлебываться и тонуть; ну и тут же вставал на ноги, потому что с мелкоты не уходил. Вот так проходили мои купания: я нырял, исчезал с поверхности, и в ребячьей кутерьме все думали, что я плыву, ну а потом я вставал на ноги, и все думали, что я приплыл.
Когда мы только начали бузить на мелководье, на мосту над нами появилась группа старшеклассников из нашей школы, больших стройных ребят во главе с Леней Рубинчиком. Мне очень нравились их, явно сшитые дома, плавки с завязками на боку. У Рубинчика, например, были двухцветные плавки, желто-синие. Он примеривался прыгнуть с моста, то есть с высоты примерно пять метров. Кто-то из друзей ему крикнул: «Ленька, поосторожней! В этой речушке есть такие хреновые, в общем, очень опасные водовороты!» «А, чепуха!» — ответил Рубинчик, одним прыжком взлетел на перила, повернулся к воде спиной и из этого положения совершил прыжок с переворотом. Я тогда еще не знал, что это называется сальто-мортале.
На берегу все наши ребята, а также отдыхающие красноармейцы с девушками разразились аплодисментами. Рубинчик вынырнул и поплыл к берегу. Мы все тогда в его честь нырнули. Как мне хотелось тогда вырасти таким молодцом, как Рубинчик! Я плыл под водой и воображал себя Рубинчиком. Только метров через пять сообразил, что плыву уже метров пять на одном дыхании под водой. Я встал и не нашел под ногами дна. Почувствовал какое-то очень сильное вращательное движение воды: должно быть, это и был какой-то водоворот, о которых говорили на мосту. Я стал махать руками и дрыгать ногами. Захлебывался. Глотал все больше воды. Помню, что кричал только одно слово: «Мама! Мама!» Потемнело в глазах. В какую-то секунду до меня дошло, что погибаю. Желтая муть воды на мгновения сменялась картинами ослепительного дня, но потом воцарилась ровная мгла, и я вроде бы сложил оружие. Из глубины этой мглы ко мне протянула руки моя радужная мама. Рванул в последний раз. Окончательно потерял сознание.
Очнулся я распростертым на песке. Кто-то сидел на мне лицом ко мне, вдавив в песок мои бедра. Он разводил в стороны мои доходяжные руки, а потом поднимал эти руки и сильно прижимал их к верхней части живота, иными словами, он делал мне искусственное дыхание. Мне показалось, что мать моя в последний миг послала ко мне Леню Рубинчика. Оказалось, что дело было не совсем так.
Пока я барахтался в проклятом омуте, Леня разгуливал на руках по перилам Коровьего моста. Заметив, что в толчее тел из реки вытаскивают неживого мальчишку, он помчался огромными прыжками к месту происшествия. В прошлом году, будучи физруком в пионерлагере «Пустые Моркваши», он освоил технику спасения на водах, и вот теперь, растолкав бестолковых, он приступил к искусственному дыханию.
Акси-Вакси в конце концов начал открывать и закрывать рот. Потом из него потоком пошла мутная губительница вода. Начались конвульсии и рвота с мотками какой-то травы и рыбной мелочи. Пацан медленно приходил в себя, синева исчезала, на щеках появился слабый румянец. Наконец я сел и уткнул нос в колени. Рубинчик считал пульс. Кто-то принес на газетке несколько кусочков колотого сахару.
«Леня Рубинчик, это ты меня спас?» — спросил Акси-Вакси. Спасатель повернул меня к другому парню: «Вот кому скажи спасибо!»
Передо мной, смущенно улыбаясь, сидел ярко-рыжий красноармеец в длинных армейских трусах. Все вокруг зааплодировали рядовому Шарбурмееву Валерию, который раньше всех заметил судороги утопленника, отмахал саженками метров пятнадцать и вытянул меня за волосы из воронки.
«Пульс нормальный, — сказал спасатель, отпуская мое запястье. — Ритмичный, удовлетворительного наполнения. Скажи, шкет, а ты откуда меня знаешь?» «Как откуда? Ведь мы из одной школы, из девятнадцатой имени Белинского. Перешел во второй-бэ, — добавил я. — По фамилии я Ваксонов, а по прозвищу Акси-Вакси». «Ах, вот оно что. — Рубинчик внимательно сбоку осмотрел мое лицо. Потом встал и протянул мне руку. — Ну, пошли!»
Шарбурмеев проводил нас до моста, а потом шутливо подфутболил мою задницу.
Вскоре все ребята из 10-го «Б» были мобилизованы. Рубинчик не вернулся с войны. По всей вероятности, и Шарбурмеева постигла та же участь.
После этого эпизода у Коровьего моста я долгое время старался держаться подальше от текучей воды, да и стоячая вода, вроде Кабана и Лебяжьего озера, не располагала меня к плаванию и нырянию. В 1944 году, когда я приближался к двенадцатилетнему рубежу, тетя Котя достала мне путевку в пионерлагерь «Пустые Моркваши», что располагался в сосново-еловом лесу на высоком берегу Свияги.
