Ганс:
— Товарищ Степан, как следует понимать вообще нашу работу? Что она такое?
Иштван:
— Степан, разреши мне ответить за тебя!
— Пожалуйста. Кстати, у меня трубочка засорилась, я пока займусь ею.
Иштван:
— Как искусство и как профессия разведка и контрразведка упоминаются в самых ранних устных и письменных памятниках древности. Это две сестры, вечно воюющие друг с другом и без надежды на окончательную победу. Они сосуществуют тысячелетия, потому что созданы не олимпийскими богами, а людьми, которым свойственно ошибаться. Враждуя, они дополняют друг друга. Яркий пример единства противоположностей. С военно-политической точки зрения обе — продолжение войны и политики особыми средствами. Но в философском понимании — это логические построения двух борющихся сторон, стремящихся при помощи психологического анализа найти в логической цепи противника звено, наиболее удобное для разрыва.
Давайте разберем дело полковника. Документы итальянских и немецких фашистов охранялись шестью людьми: полковником, его супругой, капралом с женой и двумя полицейскими при помощи двух сигнальных систем тревоги и четырех пистолетов. С точки зрения обороны достаточная и надежная организация. Нападающая сторона всегда знает — люди далеки от совершенства. Если полковника спросили бы, какое звено в этой цепи самое слабое, он, не колеблясь, указал бы на полицейских, потому что этим двум луганским парням, по лености поступившим в полицию, интересы иностранных разведок чужды. Если энергичнее нажать на полковника, он, поколебавшись, указал бы на капрала и его жену, простых итальянских крестьян, потому что каждый фашист знает, что трудовой народ Италии против них. Если бы полковник еще раз задумался, то в качестве следующего сомнительного звена он в глубине души назвал бы самого себя, потому что кому же другому, как не ему, хорошо известны его грешки и жадное стремление к быстрому обогащению? Своим особенно слабым местом он считал Дортмунд и, желая перестраховаться, женился на немке, чтобы этим браком угодить тем, кого обкрадывал. Грета в качестве приданого поднесла жениху второй том справочника Гота, и полковник был в восторге: он даже сообщил своей матери, что в случае рождения сына возбудит ходатайство о присвоении маленькому Умберто материнских фамилии и титула. Сыну отставного миланского почтового чиновника льстило, что его отпрыск сравняется с потомками завоевателя и разрушителя Милана — Умберто Мональ-ди, графа Равенбург-Равенау. В логической цепи полковника, по его глубокому убеждению, Грета была самым прочным звеном. Она одна находилась вне подозрения, и советская разведка одним ударом разрубила цепь именно в этом звене!
— Здорово! — воскликнули Альдона и Ганс.
Степан смотрит на часы.
— Однако нам пора закругляться. Последний пункт нашего производственного совещания: информация о новом указании Центра. Внимание! В следующем году перед вами ставится дополнительная задача: охотиться на дипломатов, точнее, за их шифрами. Это знак большого доверия, товарищи! Об этом мы подробнее поговорим в следующий раз!
Оживленные голоса:
— Вот здорово! Да, интересно!
Степан:
— Тише! Наше совещание объявляю закрытым и заканчиваю его прекраснейшей закуской! Да что там — целым пиром!
Степан наклоняется и кряхтя вынимает из-под сиденья сумку, из нее пачку писем.
Общее восторженное:
— О-о-о!
— Получайте! Гансу — три письма, Альдоне — четыре, Сергею — три! Здорово? Иштван, вот твоя почта. А эти письма мне. Но это не все: пришли свежие газеты! Берите!
Номера «Правды» и «Известий» плывут по жадным рукам.
Та же оживленная улица большого европейского города.
Два встречных потока машин. Таких одинаковых на вид и таких похожих на железных жуков. Им нет числа. В одной из них наши советские люди.
Конец первой серии.
Диктор медленно читает текст в то время, как на экране даются кадры, вначале яркие и ясные, потом все более тусклые и расплывчатые до полного затемнения.
Вторая серия. ОХОТА ЗА ШИФРАМИ. 1935 год
Просторная продолговатая комната, стены которой отделаны мореным дубом, и потому в зимний день помещение кажется темным. Посреди комнаты массивный стол, накрытый для завтрака и сервированный на две персоны. Часы, прямо против зрителя, показывают около одиннадцати утра. За спинками стульев тех, кто будет сейчас завтракать, в стену вделаны большие круглые яркие витражи из цветного стекла, подсвеченного изнутри электрическими лампочками: витражи изображают древние дворянские гербы хозяина и хозяйки.
Из другой комнаты слышен громкий веселый женский голос:
— Вчера за мной заехал граф фон Брайзгау с супругой. Ты ее знаешь? Отвратительная кривляка! Мы поехали в Оперу…
В комнату входят супруги фон Голльбах-Остенфельзен. Барон Эрих — пожилой, небольшого роста, худенький брюнет с брезгливой гримасой, застывшей на плотно сжатых губах, а баронесса Люция — молодящаяся красивая блондинка лет за сорок. Оба садятся на противоположных концах стола. Входит горничная — миловидная девушка в черном платье с белым фартуком и заколкой в волосах.
— Прикажете подавать, герршафтен?
Барон молча опускает локти на стол, подпирает голову руками и погружается в раздумье.
— Да, да, Беатриса. Так вот, мы поехали в Оперу, и здесь случилось необыкновенное событие: в буфете…
Входит камердинер барона, останавливается за его креслом и начинает ждать, когда баронесса прекратит болтовню.
Баронесса наливает себе кофе, с аппетитом завтракает и в то же время продолжает болтать.
— В буфете к нам подходит, ну кто бы вы думали, Эрих? Мсье Франсуа Понсэ, посол Франции. Ах, Эрих, это — мужчина! Что за осанка! Что за лицо! Загляденье!
Камердинер деликатно покашливает.
— Его превосходительство подходит, отвешивает нам истинно парижский поклон, понимаешь, Эрих, на манер галантного маркиза королевских времен и…
Камердинер кашляет громче.
— И говорит мне: «Мадам, я счастлив, что вы не живете в Париже: ваша элегантность и красота затмили бы красоту парижанок и свели бы с ума наших мужчин!» Тут я улыбнулась и говорю: «Кроме одного, мсье, о чем трагически сожалею!» Мы смеемся, публика смотрит только на нас, репортеры щелкают фотоаппаратами и…
Камердинер кашляет изо всех сил. Барон, не поднимая головы:
— В чем дело. Карл?
— Звонили из Министерства иностранных дел, господин барон.
Не поднимая головы, сквозь пальцы рук барон глухо спрашивает:
