Самая высокая в стране
Мужичок с котомкой за плечами остановился возле строительной площадки, долго оглядывался. Ничего привычного глазу — куч цемента, ям с известью, горок кирпича. Кругом балки, балки и балки… Задрав голову, мужичок посмотрел вверх. Казалось, он попал в центр огромной паутины. Сквозь редкую сетку из железных балок просвечивало голубое небо. Тоненькие нити — там наверху — здесь, у самого основания сооружаемой башни, превращались в огромные железные полосы. И лесов никаких не возведено, Чудно! Мужичонка не выдержал.
— Скажи, мил-человек, — окликнул он проходящего мимо бородатого десятника, — что строите-то?
— Воздух, — сказал десятник.
— И платят?
— А как же. Тебя кто прислал сюда?
— Контора.
— Пойдем со мной. Мне люди нужны. Посмотрю что ты можешь делать. Про дерево и камень сразу забудь. Здесь одно железо кругом.
Башня должна была быть такой же, как когда-то в Нижнем Новгороде, — только много выше. Пять огромных сетчатых колец с уменьшающимся диаметром надо было поставить друг на друга, чтоб достигнуть стапятидесятиметровой высоты!
Шухов хотел сначала воздвигнуть девять колец, а верхушку поднять на 350 метров. Но в поездке по разрушенным городам вдоль линий разрушенных железных дорог он ясно представил, каким тяжким бременем легло бы на республику сооружение такого исполина. Да и 150 метров хватит. Все равно будет выше самого высокого прежде здания в стране — Исаакиевского собора в Петербурге. И радиосигналы с вершины башни услышит весь мир.
Окраина Москвы. Шаболовка. Лес, барак для рабочих, пустое голубое зимнее небо. У входа в контору — велосипед. На нем инженер Галанкин, руководитель монтажа башни, ездит с другого конце Москвы и зимой и летом. Несколько огромных железных колец на земле; внутри каждого — настилы. Кранов нет: кольца поднимают полиспастами и ставят одно на другое. Замоскворечье — район деревянных домиков и невысоких купеческих особняков. Многоэтажных домов здесь почти нет. Да и какой дом может загородить такую громадину?
19 марта 1922 года с огромной башни пошли в эфир первые сигналы. Галанкин, стоящий рядом с Шуховым в передающем отделении, шепнул Владимиру Григорьевичу:
— А вы знаете, что башня наша уже получила название? Ее называют Шуховской.
Дверь открылась, и в кабинет вошли двое мужчин — высокие, гладко подстриженные, в очень длинных, с маленькими лацканами, по моде, пальто. Упитанные, франтоватые — таких людей не часто можно было встретить на московских улицах в первые годы после гражданской войны. Следом шел худощавый юноша. Шухов поднялся из-за стола навстречу гостям.
— Альберт Фром.
— Альберт Миллер.
Шухов пожал протянутые руки. Показал на вешалку в углу. Гости сняли пальто.
— Товарищ Шухов, — сказал юноша, — эти господа — американцы. Они представляют собой нефтяную компанию Синклера. У них вышел спор относительно того, кто первый изобрел способ переработки нефти в бензин. Стали смотреть патенты — и вдруг увидели, что первым-то были вы. Вот они и приехали выяснять. А я переводчик.
— Это очень интересно, — усмехнулся Шухов.
— Вы говорите по-английски! — воскликнул мистер Фром. — Никак не предполагал, что в России живет такой замечательный человек, который не только изобрел крекинг-процесс, но еще и свободно говорит по-английски.
— Пятьдесят лет назад я провел целый год в Соединенных Штатах. Кстати, я еще говорю по-немецки и по-французски. Но не подумайте, что я хвастаюсь. Это лишь ответ на ваше удивление. Садитесь, пожалуйста!
Американцы опустились в кресла. Этот старик с небольшой белой бородкой и пушистыми седыми усами им понравился.
Переводчик, поняв, что услуги его не понадобятся, скромно уселся в углу. Мистер Миллер, не теряя времени, сразу начал деловой разговор:
— Вы знаете, конечно, мистер Шухов, что с тех пор, как Генри Форд наладил поточное производство автомобилей, количество их в нашей стране достигло невероятных размеров. А следовательно, нужно огромное количество бензина, и фирма, которая завладеет монополией на выпуск бензина, безмерно обогатится. Теперь представьте себе, как враждуют между собой фирмы за монопольное обладание патентами на промышленные установки по выпуску бензина.
Шухов, пристально глядя на американца, вспомнил вдруг Баку времен своей юности, бешеную борьбу компаний за доходы. Вплоть до разрушения оборудования. Вплоть до поджогов чужой нефти…
— И вот, — продолжал американец, — несколько лет назад у нас на этой почве возникло одно судебное дело. Фирма Даббс построила завод по выработке бензина из нефти. Фирма Кросс подает на нее в суд на том основании, что патент на данный способ получения бензина — крекинг-процесс — принадлежит фирме Кросс. А это значит, что фирма Даббс не имела права строить завод и теперь должна уплатить фирме Кросс огромные деньги. Конечно, платить никому не хочется. Фирма Даббс нанимает известного адвоката, тот идет к экспертам, все вместе копаются в старых патентах. Что именно они находят, держится в секрете. О процессе много пишут в газетах, результат будет широко известен — значит, есть смысл кое-что поберечь и до дня суда. И вот этот день наступает. Адвокат фирмы Даббс простирает кверху руку, в которой зажат небольшой светлый листок, и провозглашает:
— Иск фирмы Кросс неправилен. Патент на крекинг-процесс, выданный в Америке в 1915 году, был выдан по ошибке. За двадцать четыре года до того патент на аналогичное устройство для получения из нефти бензина взял русский инженер Владимир Шухов.
Фирма Даббс выиграла дело. Соперникам было отказано в иске. А мы, то есть представители нефтяных кругов Соединенных Штатов Америки, заинтересовались. Как это в вашей отсталой стране был взят патент на такое замечательное дело, как крекинг-процесс… И вот мы здесь, чтобы задать вам несколько вопросов. Нас интересует и юридическая сторона, и чисто личная. Почему вы, являясь владельцем патента, который мог бы принести вам огромные деньги, ничего не предприняли, чтобы их получить? И Даббс, и Кросс очень богатые фирмы. Тем не менее, деньги от использования патента на крекинг-процесс столь велики, что они перенесли спор даже в зал суда. А в ваших руках было все — и вы ничего не сделали, чтоб разбогатеть. Вот это нам непонятно, и мы просим объяснить.
— Объяснение очень простое. Кому нужен был бензин в тот год, когда я получил патент на его производство? Из трех пудов нефти добывали один пуд керосина, а все остальное — и бензин в том числе — считалось отходами. Верно, с помощью моего аппарата можно было из оставшихся двух третей получить дополнительно бензин. Но спрос на него возник гораздо позже, когда в большом количестве появились автомобили.
