Ознакомительная версия.
Мир уникален, и он в одном экземпляре. Более того, он содержит в себе, поглощает собою бытие и небытие. Существует ли нечто? Это вопрос, который может быть адресован только к мировой точке, к событию, к моменту, но не к Миру в целом.
7 февраля.
Как это бросается в глаза: толстые стены, маленькие окна, низкие двери — так строили и в таких зданиях жили наши предки; огромные, иногда заменяющие собою стены, окна, высокие двери, легкие, открытые конструкции — это здания нашего времени. Первое впечатление такое — раньше человек отгораживался от других, замыкался, прятался, защищался — теперь общительность, открытость, искренность! Но можно ли сосредоточиться в себе, отфокусировать свои мысли и чувства на ту высокую степень внутренней взволнованности, которая приводит к духовному и творческому просветлению, если ты сидишь в витрине магазина?
Не свидетельствует ли эта открытость и доступность об отсутствии потребности к внутреннему сосредоточению? Жизнь на стадионе не имеет, конечно, ничего общего с жизнью в монастырской келье. Если я всю свою жизнь, все свои устремления посвящаю тому, чтобы поднять с помоста самый тяжелый груз, или пробежать 100 метров скорее всех, или, наконец, закинуть, вопреки всем чинимым мне препятствиям, кусок плотной резины в небольшие ворота соперника — тогда, конечно, мне нужен стадион, тогда мне совершенно бессмысленно стремиться к уединению — мне там нечего делать, я умру там со скуки.
Мне кажется, что я улавливаю некую внутреннюю связь между всеми этими, такими разными, проявлениями нашего времени: характер архитектуры, увлечение спортом по всему его диапазону — от спортсмена до «болельщика», конформизм в мыслях, чувствах и поведении. В этом находит свое объяснение и поведение тех пенсионеров, которые всю жизнь тяготились своей работой, потому что она была лишена творческого элемента, не соответствовала их складу и характеру, но получив, наконец, возможность оставить ее, боятся это сделать, потому что работа, как-никак, это времяпрепровождение, занятие, заполнение пустоты. Я не говорю о тех, которые работают по призванию и любят свое дело. Но если не лицемерить, многие просто боятся пустоты. А пустота, духовная пустота не требует, напротив, страшится уединения.
11–29 февраля.
С. Токарев в «Философской энциклопедии» (т. 1, с. 175) дает такое определение Бога: «Бог — фантастический образ, лежащий в основе религиозных верований и выражающий представление о сверхъестественном существе, которому якобы свойственно особое могущество».
Это крайне поверхностное определение. Оно имеет только видимость истинного; не проникая дальше внешней, бессодержательной оболочки фактов, оно скорее затрудняет, чем облегчает понимание существа дела.
Это как если бы я, говоря о художественной литературе, определил бы ее как нечто такое, в основе чего лежат небылицы. Суть дела не в этом, хотя это и правда.
Религия, как и искусство, есть отношение человека (или человечества) к миру, т. е. и религия, и искусство всегда предполагают субъекта и ту или иную взаимосвязь с объектом.
Наука, напротив, всячески стремится освободиться от всего субъективного.
Уже поэтому нельзя поверять утверждения искусства и религии, утверждениями науки.
Но между эстетическим отношением человека к миру и религиозным тоже есть разница, хотя в силу указанной общности, религии естественно говорить на языке искусства, а искусству проникаться религиозным содержанием.
Религиозное отношение к миру основывается, в конечном счете, на чувстве единства человека с миром, а это значит, что оно зависит и от природных условий, окружающих человека. Оно и начинается с простого чувства зависимости, даже порабощенности окружающей средой, но развивается до возвышенного восприятия своей причастности упорядоченному единству мира[24], своего слияния с устойчивым бесконечным основанием всех конечных вещей.
Но как само это чувство, так и его выражение не лежат в сфере абстрактных понятий. Чувство возникает от восприятия отдельных вещей, явлений и процессов и воплощается тоже в конечных образах и представлениях. История религий есть история развития этого чувства и его воплощения. Вот здесь-то и надо искать объяснение того, что антирелигиозное сознание осуждающе именует «фантастичностью».
Для того чтобы правильно истолковать природу этой «фантастичности», надо понять, что возникает она не по прихоти и не от стремления необузданного воображения к неправдоподобию, а, наоборот, в поисках возможно более полного и адекватного выражения бесконечного в конечном.
С одной стороны, ощущение безмерного величия и могущества мира, несоразмерность этой мощи человеку и вообще всему конечному, с другой — потребность воплощения этого ощущения, которое может быть (выражено) только через конечный, а часто еще и через чувственно доступный образ — вот, что порождает «фантастичность» и экспрессионизм так примитивно толкуемые атеизмом. Бесконечное содержание распирает конечную форму.
Это одно замечание.
Теперь второе. Выше я писал, что «религия, как и искусство, есть отношение человека к миру». Религиозный человек предпочел бы сказать, что религия — это отношение человека к Богу. Я это определение также принимаю, но по-моему не следует противопоставлять Бога — Миру и Мир — Богу. Противопоставление приводит к их взаимному ограничению, ибо, в этом случае, там, где начинается Мир — кончается Бог, и наоборот. У Канта есть такие слова: «…текст утверждает, что высшая сущность есть, а атеист — что высшей сущности нет …» (И. Кант. Соч. в 6 томах. Критика чистого разума. М., 1964, т. 3, стр. 618). Это, наверно, правильное разграничение. Но надо помнить, что долгое время дело обстояло так, как только что было сказано, а именно, что люди эту высшую сущность искали вне Мира, над Миром, изымали ее из Мира и противопоставляли ему.
Сейчас многое говорит о том, что это было только первым приближением к истине и мы, вероятно, сделаем к ней еще один шаг, если скажем, что высшая сущность есть, но что она принадлежит Миру, точнее, что сама сущность Мира и есть эта высшая сущность.
Заранее зная, что исчерпывающего определения дать ей невозможно[25], я хочу все же сделать попытку еще несколько пояснить свою мысль и, тем самым, отвести от себя подозрение в причастности к анимизму или пантеизму.
Высшая сущность Мира, которая и есть Бог, если рассматривать ее в религиозном аспекте, может быть понята как нечто такое, что отличает Мир в целом, Мир как целостность, от всех порождаемых им явлений, моментов, событий; эта целостность несводима к своим элементам, которые, вступая между собою в различные отношения, проявляют себя как материя, но сущность которых не в них самих и, следовательно, не в их материальности, а в том, моментом чего они являются, т. е. в целом, в законе этой целостности, в ее сверхпринципе[26], в том всеобщем инварианте, который есть правило и могущество Мира.
Ознакомительная версия.
