Ознакомительная версия.
Я перебегаю из одного места в другое и наконец забираюсь в курятник. Там сидит Валя Кузнецова. Она мне шепчет: «Тихо!» Я сажусь около неё. Кто-то заглядывает в курятник. Я загораживаю собой Валю. Она дышит мне прямо в лицо, и я вдруг замечаю, что она очень красивая, даже красивее «колдуньи». Мы держимся с Валей за руки, она дышит мне в лицо и вдруг говорит мне: «Пусти».
Я отпускаю её руку, но она остаётся сидеть рядом. Витька Политов что-то там снаружи кричит. Наверное, он всех нашёл, кроме нас. Мы сидим и не говорим друг другу ни слова. Уже все разошлись по домам, и где-то раздаётся крик: «Валя! Домой!» Валя забирает свою руку и выбирается из курятника.
Я выжидаю некоторое время, чтобы нас никто не заметил вместе, и тоже иду домой. Я ложусь спать. Теперь я влюблён. Я точно это знаю, потому что непрерывно думаю о Вале. Я представляю себе разные места, где бы мы снова могли вместе с ней прятаться.
Так началась моя первая влюблённость. Я был в третьем классе, а Валя училась в пятом. Почти каждый вечер мы играли в прятки, но она почему-то больше не пряталась со мной.
Я делал всё что мог. Я отвлекал от неё внимание водящего. Я подсказывал ей, когда можно было бежать выручаться. Я с нетерпением ждал, когда мы будем играть в ручеёк, чтобы выбирать только её. Каждый вечер, придя домой, я вспоминал, как она на меня посмотрела, что сказала. Я вспоминал её слова и в них искал какой-то скрытый смысл, обращенный лишь ко мне. Я стал ходить с девчонками на болото. Я совсем забросил всех ребят и играл только с девчонками. Я даже заигрывал с Ниночкой – младшей Валиной сестрёнкой. Потом я начал носить Вале разные подарки. Была просто непреодолимая потребность что-то ей дарить. Сначала я принёс ей нитки «мулине». Все тогда вышивали, и такие нитки были дефицитом. Естественно, я стащил их у мамы.
Валя нитки с удовольствием приняла, и за этот подарок я был награждён – мне было позволено на болоте пощекотать травинкой Валину шею. Потом я принёс ей из дома фарфоровую коробочку, и вечером мы опять сидели с Валей в курятнике, и я снова держал её руку. Последнее, на чём меня поймали, была половинка золотого браслета от часов. Я оторвал несколько звеньев и принёс их Вале. Весь браслет я стащить боялся, мне казалось, что это будет заметней. Однако и половины браслета было достаточно. За браслет мне сильно влетело, но я твёрдо стоял на своём – потерял, и всё.
В школе мне ребята сказали, что мной интересуется Тамарка из соседнего класса. Я пошёл, посмотрел. Она действительно таращила на меня свои цыганские глаза, но я остался верен своей Вале. Я даже написал Вале письмо в стихах, где изложил все события: и про болото, и про Ниночку, и всякие обещания свои тоже изложил. Я долго носил это письмо с собой, не решаясь отдать по назначению. А потом решил посоветоваться со старшим товарищем. Вовка Моисеев прочёл стихи и сказал: «Нормально. Давай передам». Но я передал стихи через Ниночку.
У моей симпатии стихи не вызвали никакого энтузиазма, а через несколько дней у нас во дворе начались танцы.
Кто-то из соседей выставил в окно радиолу, и старшие ребята стали «стилять» на маленьком пятачке перед окном. Мы, маленькие, танцевать не умели, поэтому просто стояли по кругу. А я глаз не сводил с Вали.
Потом меня позвали домой, и я вынужден был уйти. А на другой день моя соседка Марьяна сказала: «А твоя Валька вчера с Вовкой стиляла. Знаешь как он танцует, и Валька тоже, и вообще, она сказала про тебя пусть приносит подарки, может он мне потом машину купит».
Всё! Я был уязвлен в своих лучших чувствах. Она танцевала с Вовкой. Этого я перенести не мог. Обидно было ещё и оттого, что я сам рассказал Моисееву о своей влюблённости. Дурак дураком. В этот же день, когда я пришёл на завалинку, где мы обычно играли в расшибалку, Вовка под громкий хохот читал наизусть отрывки из моего стихотворного послания.
Я больше не дарил Вале подарков и даже не подходил к ней, а она и не обращала на меня никакого внимания. Но года два я не мог выбросить её из головы.
Мы стали старше, и мне уже нравились другие девочки, но всё равно у меня всегда был интерес к этой моей первой.
Потом, когда мне исполнилось 20 лет, мы уехали из Ростокино, но иногда до меня доходили слухи о Вале. Она вышла замуж, прожила со своим мужем несколько месяцев и разошлась.
Потом я стал инженером, приехал в какое-то КБ в командировку и там встретил Валю. Она работала здесь конструктором. Передо мной стояла довольно бледная девушка невысокого роста. Черты лица были те же. Я смотрел и удивлялся, не мог понять, как она могла мне нравиться? То ли вкус у меня стал другим, то ли всё это я тогда себе придумал. Я потом много раз замечал такую метаморфозу. Наверное, эти женщины и не были никогда красивыми, но я этого не замечал.
Валя рассказала мне о себе. А я пошутил, что хочу жениться, но пока не знаю на ком.
Она совершенно серьёзно ответила: «Приезжай к нам в гости. У меня сестра настоящая красавица. Да ты её, наверное, помнишь. Ниночка». Она даже дала мне адрес. И я даже собирался поехать.
Почему-то сейчас я совершенно не вижу майских жуков. А ведь они наверняка и сейчас летают в мае. Ах, как хорошо они летят! Медленно и тяжело. Низко летят, разворачиваясь у деревьев, обходят препятствия.
Мы в детстве ловили их на волейбольной площадке перед домом. Все ребята высыпали на площадку. Жуки эскадрильями перелетали через наш барак, спускались перед площадкой, чтобы потом снова подняться перед липовой аллеей. Мы стояли между домом и аллеей. Жуков было видно на фоне неба над домом. Мы ловили их кепками. Вдруг кто-то из нас срывался с места, увидев чёрную свинцовую точку.
Все стояли и смотрели, а один – бегал зигзагами. Со стороны это было смешно. Жука не видно, а человек почему-то бегает по какой-то странной траектории. Иногда бегали сразу несколько человек.
Пойманный жук приятно щекотал лапками потную ладонь. Жуков засовывали в спичечную коробку. Они там ворочались и скрипели лапками о стенки. А мы давали друг другу послушать, как они там ворочаются.
Говорили, что крылышки майских жуков принимают в аптеке. Мы мечтали наловить мешок жуков и сдать крылышки. Но никто, конечно, ничего не сдавал.
Мы с Вовкой Моисеевым сообразили, что лучше всего ловить на крыше. Они там летают над самым гребнем. Сиди себе и помахивай кепкой. Все жуки твои. И вот мы с Вовкой осторожно поднимаемся на крышу. Сначала – по лестнице на чердак. Тихо идём не по шлаку, а по брёвнам, чтобы внизу, в квартирах не услышали. Выбираемся через слуховое окно на крышу. По чёрной смоле осторожно забираемся на гребень. Садимся, снимаем кепки и слышим крик снизу:
– А ну, слазь!
Это кричит дед Витальки Хохлова. Услышал всё-таки, как мы шли по чердаку. Дед – здоровенный, крепкий старик. Голос его ни с чьим не спутаешь. Он обычно выходил во двор и кричал: «Вяталька! Домой!»
Виталька, красивый парнишка с глазами-вишенками, всё тут же бросал и бежал к деду. Дед говорил: «Полкилы белого и полкилы чёрного», – трескал Витальку по голове, и тот бежал в хлебную палатку. Дед находился в постоянном поиске.
Когда трактор случайно задел забор нашего палисадника и снёс несколько досок, тут же появился дед Хохлов и стал собирать наши доски. Я кричал ему в окно, чтобы он их не трогал, но он не обращал на меня ни малейшего внимания. Он так увлёкся, что стал отдирать от забора и другие доски.
Я снова закричал в форточку. Выйти я боялся, потому что был дома один. Дед повернулся к окну и, уходя, сказал всего одно слово: «Убью!»
Перед окном Лукьяновых, живших в угловой комнате, была небольшая яма. Лукьяновы покидали туда весной картошки, и к осени там вырос большой картофельный куст. Дед Хохлов с дочерью днём, когда взрослые были на работе, пришли к этой яме и нагло стали выкапывать картошку. Выскочил из дома одноногий Юрка Лукьянов, стал кричать:
– Это наша картошка! Дед и дочка его Катя деловито копали.
– Тётя Катя, – сказал Юрка, – это же наша картошка!
Они не обращали на него внимания, продолжали собирать картошку. Юрка впрыгнул в яму, пытаясь помешать. Дед вытеснил его из ямы и продолжал своё чёрное дело.
Юрка заплакал. Дед взял ведро, и они молча ушли с ведром картошки.
Витальку мы звали «Полкилы». Виталька был забитым мальчиком, хотя был не меньше нас. Дома его часто били, и среди нас он старался не влезать в споры, если могло плохо обернуться. Зато если он чувствовал чью-то защиту, мог сделать что угодно и даже ударить из-за спины.
Он был ловкий, мог лучше всех залезть в чужой огород и нарвать там моркови или огурцов, двигался незаметно и бесшумно. Влезал в любую очередь и очень боялся деда.
Когда Виталька вырос, он стал мясником. Однажды он, возвращаясь с работы, подошёл ко мне и сказал:
– Хочешь, обыщи меня. – Я стал его обыскивать, но ничего не нашёл. Тогда он откуда-то из брюк вытащил банку консервов. – Понял? – сказал он. – «Приварок» всегда есть.
Ознакомительная версия.
