Деньги таяли со страшной скоростью, а заработков не было. Единственной подработкой, которую ей удалось найти, стало участие в цирковой массовке, но платили за это мало, а главное была эта работа крайне нерегулярной. Потом Раневская вспоминала: «Неудачи не сломили моего решения быть на сцене: с трудом устроилась в частную театральную школу, которую вынуждена была оставить из-за невозможности оплачивать уроки». А без денег в Москве не было возможности не только учиться, но и жить – за съемную комнату надо было платить, поэтому вскоре Фаина оказалась на улице.
Положение было безвыходным, и даже на возвращение домой (о чем она и думать не желала) все равно не было денег.
И тут случилось практически чудо! На рыдающую возле колонн Большого театра девушку обратила внимание проходившая мимо знаменитая балерина Екатерина Васильевна Гельцер. Она пожалела плачущую девушку и пригласила к себе переночевать.
Эта случайная встреча положила начало сорокалетней дружбе Екатерины Гельцер и Фаины Раневской.
С Екатериной Гельцер Фаина сдружилась сразу.
У них оказалось удивительное родство душ, и даже своей прямотой и эксцентричностью они были очень друг на друга похожи. Гельцер была умной, язвительной, остроумной и имела привычку называть вещи своими именами. Это шокировало многих, но конечно не Раневскую, наоборот, ее это только восхищало.
Екатерина Васильевна много рассказывала Фаине о закулисье театральной Москвы, насмешливо именуя московскую богему не иначе как «бандой». Она познакомила ее со своими друзьями, возила с собой на спектакли во МХАТ, а потом они отправлялись в ресторан «Яр», где слушали пение настоящих цыган. «Гельцер показала мне всю Москву тех лет, – вспоминала потом Раневская. – Это были „Мои университеты“».
А чем юная провинциалка так покорила знаменитую балерину? Вероятно, своей яркостью, молодостью и целеустремленностью – Екатерина Гельцер искренне восхищалась своей протеже и любила говорить в своем неподражаемом стиле: «…Какая вы фэномэнально молодая, как вам фэномэнально везет!» И когда Раневская стала знаменитой актрисой, Гельцер не только не испытала зависти или чувства соперничества, а наоборот полюбила ее еще сильнее, и не раз повторяла, как она гордится тем, что они подруги.
Оказавшись в Москве, Фаина искренне наслаждалась жизнью и все свое время посвящала театру.
Она была молода и полна надежд, поэтому первые профессиональные неудачи не поколебали ее жизнерадостности и веры в будущее. К тому же, благодаря знакомству с Екатериной Гельцер, она сразу оказалась в самой гуще московской богемной жизни и своими глазами видела многих знаменитостей того времени, в том числе, например, самого Владимира Маяковского.
Конечно, пока она была всего лишь восторженной наблюдательницей, перед глазами которой разворачивалась жизнь знаменитых артистов, писателей и музыкантов. Но ей было всего двадцать лет, и она знала, что у нее все еще впереди.
А каждый вечер Фаина ходила в театр. Денег у нее разумеется не было, но ведь она не зря стала одной из величайших актрис XX века. Вот и тогда она проникала в лучшие театры Москвы благодаря своему пока еще непризнанному таланту. Подходила к окошку администратора, делала невинно-жалобное лицо и проникновенно говорила, что она – провинциальная артистка, никогда в жизни не бывавшая в хорошем театре. Администраторы ей верили и пускали из жалости, посмотреть на игру великих актеров.
Правда, такой фокус можно было проделать в каждом театре лишь один раз – лицо Раневской было слишком запоминающимся, и второй раз ее уже узнавали.
В том же 1915 году Раневская познакомилась с Мариной Цветаевой.
Встретились они конечно же благодаря Екатерине Гельцер, которая имела привычку всюду возить с собой Фаину и представлять ее своим друзьям и знакомым.
С Цветаевой у Раневской не возникло той глубокой нежной привязанности, которая связывала ее с Вульф, Гельцер или Ахматовой, но тем не менее, они сдружились и потом много лет общались и даже поверяли друг другу секреты, которые не всем могли рассказать. Так например, она куда больше многих знала об отношениях Цветаевой с поэтессой Софией Парнок – отношениях, вызывающих осуждение общества, но совершенно не шокировавших совсем молодую тогда Раневскую. Она уважала любую любовь, и сочувствовала «русской Сапфо», как называли Парнок.
У Цветаевой она научилась всегда уважать творчество, даже если оно выглядит не слишком понятным и даже смешным. «Однажды произошла такая встреча, – вспоминала она, – в пору Гражданской войны, прогуливаясь по набережной Феодосии, я столкнулась с какой-то странной, нелепой девицей, которая предлагала прохожим свои сочинения. Я взяла тетрадку, пролистала стихи. Они показались мне несуразными, не очень понятными, и сама девица косая. Я, расхохотавшись, вернула хозяйке ее творение. И пройдя далее, вдруг заметила Цветаеву, побледневшую от гнева, услышала ее негодующий голос: „Как вы смеете, Фаина, как вы смеете так разговаривать с поэтом!“».
Первую приличную работу в Москве Раневской нашла все та же Екатерина Гельцер – она порекомендовала ее в Летний театр в Малаховке.
Этот театр в дачном поселке Малаховка, где летом отдыхал весь цвет московской богемы, построил богатый театрал Павел Алексеевич Соколов. В летний сезон там вовсю кипела жизнь – по вечерам на спектакли съезжалась самая изысканная публика. И неудивительно, ведь на сцене Летнего театра пели Шаляпин, Собинов, Нежданова, Вертинский, а в драматических спектаклях играли такие знаменитые актеры, как Яблочкина, Садовская, Коонен, Остужев, Тарханов.
Фаину взяли туда на эпизодические роли, но несмотря на то, что играть ей приходилось всего ничего, да и платили за это копейки, она была совершенно счастлива. Главное – работа в этом театре стала для нее прекрасной школой, там она училась сценическому мастерству у лучших русских актеров. И не только наблюдала за ними, но и играла вместе с ними на одной сцене. А ведь совсем недавно ей заявляли, что «в артистки она не годится».
Но самым важным событием «малаховского сезона» для Фаины Раневской стало знакомство с Илларионом Николаевичем Певцовым.
Вспоминая его, она всегда говорила, что он не играл, а жил в своих ролях и каждый раз по-настоящему умирал на сцене.
Этого выдающегося артиста Раневская впоследствии называла своим первым учителем. Впрочем, таковым он был не только для нее – он очень любил молодежь, и после спектакля часто подолгу прогуливался в компании молодых актеров и актрис. Он беседовал с ними о природе и театре, объяснял, что настоящий артист обязан быть образованным человеком, должен хорошо разбираться в литературе, живописи, музыке, и обязан любить природу. Раневская навсегда запомнила, как он с воодушевлением говорил молодым актерам: «Друзья мои, милые юноши, в свободное время путешествуйте, а в кармане у вас должна быть только зубная щетка. Смотрите, наблюдайте, учитесь».
