А Федор Абрамов все-таки проник на дачу в Жуковке и спросил у Молотова: «Вы верите в коммунизм?»
Для Вячеслава Михайловича такого вопроса не существовало. Мне кажется, в этом ключ к пониманию его мировоззрения. Он не просто верил, не только верил, он был неколебимо убежден и делал то, что, по его мнению, должно было приблизить эту цель. Каждое событие он примерял к борьбе за коммунизм.
Когда я спросил у него: «Что главное в Ленине?» – он ответил: «Целеустремленность». И добавил: «У Ленина в каждой работе – подкоп под империализм».
В принципиальности ему не откажешь, и то, что он говорил, – не просто слова пытающегося оправдаться «неисправимого сталиниста». Нет, это твердое убеждение. Да и никаких попыток оправдаться я за все эти годы в нем не заметил. Он был человеком идеи. Имел свое твердое мнение по любому вопросу и всегда отстаивал его до конца. Он не понимал, как человека можно сломать, если тот в чем-то убежден. Шел на все, когда считал, что это нужно партии, делу рабочего класса. В разные периоды он сам не раз рисковал жизнью, не щадя, прежде всего, себя. Чего стоит только его полет в Лондон и Вашингтон в 1942 году над оккупированной немцами территорией!
Деяния – истина или ошибка, подвиг или преступление… Можно осудить или оправдать кого угодно, – все зависит от того, какую позицию занимает рассуждающий. Мне кажется, люди, подобные Молотову, многое мерили своей мерой. В этом часть трагедии.
У людей разные понятия добра и зла, и я не задумываюсь над тем, как будет выглядеть Молотов в моем дневнике. Один и тот же факт или событие нашей истории у кого-то вызывает негодование, а другого приводит в восторг.
Моя цель правдиво и достоверно показать то, что я услышал и записал.
«Странные вы, русские! – сказал мне знакомый немец. – Обливаете грязью Сталина, который победил самого Гитлера, и поднимаете предателей…»
Мне вспомнился эпизод второй мировой войны, когда эсесовский начальник в своем кабинете свел двух русских генералов – А. А. Власова и А. И. Деникина.
– Не знаю такого генерала, – сказал Деникин, – когда ему представили Власова.
– Разумеется, – сказал эсесовец, – вы в разное время боролись с одним и тем же врагом – большевиками.
– Но я им не служил! – ответил Деникин. …С моей точки зрения, каким бы борцом за справедливость ни был человек, если он изменил себе, он погибает как личность.
Столько возникает вопросов… Но если виноват один Сталин или даже вместе со всем тогдашним руководством, то какой же демонической, всесокрушающей силой обладал этот человек или горстка людей! Вот вам «герой и толпа». Нет, наверное, один или несколько человек такое бы сотворить не смогли без железной партии и поддержки абсолютного большинства населения страны, – народа, для которого никогда не было альтернативы выбора пути, – по крайней мере, так ему говорили с высоких трибун и в былые времена, и сейчас, когда утверждается, что нет альтернативы перестройке.
Пишут, что Сталину удалось обмануть народ, запугать, устрашить… Но какова тогда цена народу, который так легко можно обмануть и запугать?
Важно и то, что и Сталин, и Молотов – те немногие из высшего руководства, кто и при жизни Ленина не состоял ни в каких антиленинских группировках. Не все ясно, когда изучаешь тот период. Многое трудно понять, тем более оправдать или простить. Будем разбираться, изучать документы, выслушивать противоположные мнения.
Но не перестаю удивляться забывчивости многих наших сограждан, особенно моих ровесников и тех, кто постарше. Я, например, как само собой разумеющееся, отлично помню до сих пор события, формулировки, фамилии, даты, упоминавшиеся в газетах 40–50-х годов. Недавно по телевидению я услышал рассказ бывшего крупного военного прокурора о том, что он раньше не знал о характеристике Ленина Сталину в завещании. Я это читал еще ребенком, в 40-е годы. У отца на полке стояло несколько политических книг, и среди них одна, изданная в 1936 году, где приводятся наиболее острые отрывки из ленинского завещания, причем с комментариями Сталина (Сборник произведений к изучению истории ВКП(б). Политиздат, тираж 305 тысяч экземпляров). Не помню, чтобы тогда этому придавалось большое значение. Пожелтевшая книга стоит у меня до сих пор. Но когда я показывал ее после XX и ХХII съездов знакомым, возмущенный прозвучавшими с высокой трибуны словами о том, что Сталин якобы скрыл завещание Ленина, взрослые листали эту книгу с любопытством и мрачно молчали. Так у меня в пятнадцать лет возникло неверие Хрущеву и желание самому покопаться в истории. Тем более, никто меня не направлял, кроме улицы, а верней, я сам себя наставлял, ибо рос без родителей и воспитывал малолетнего брата.
Ловлю себя на мысли, что меня обманывали все лидеры, при которых мне довелось жить. Все, кроме Сталина. Ему почему-то верили. По крайней мере, мне так запомнилось из тех первых двенадцати лет, что были прожиты мной при его правлении. Сейчас многое стало известным, открытым, но я веду эти записи, как говорил, давно, и для меня не имеет значения, напечатают ли их сейчас или через сотню лет. Я не рассчитывал на дешевую сенсацию и потому не спешил попасть с этой книгой в современный поток или даже обогнать его так же, как всегда относился и к своим стихам: некоторые из них опубликованы через 20–30 лет после написания. Хоть они и потеряли злободневность, но для меня важны. Вот и над этой книгой я работаю двадцать один год и не тороплюсь: пусть выйдет, когда всем надоест читать на эту тему, – так интересней. У меня в запасе вечность или хотя бы этот мальчик, что сидит напротив в электричке…
В журнале «Огонек» я прочитал о том, что известный снимок «Ленин и Сталин в Горках» не что иное, как монтаж, подделка. Я сразу вспомнил, как мы с Молотовым листали «Иллюстрированное приложение к «Правде» от 24 сентября 1922 года, где был впервые опубликован снимок. Эту газету читал Ленин. Так что ж, получается, что монтаж был сделан при живом Ленине? На что только не толкает современная ненависть…
Сидим за столом. За окном – ясный зимний день России. Подмосковье, высокие сугробы. В снегу деревья, кусты, крыши…
– Не все сбылось, как думали, – говорит Молотов. – Многое на деле получилось не так. Многое сделано замечательно, но теперь этого недостаточно. Вы пришли на готовенькое, но поработать вам придется крепко.
Он говорит, а я смотрю на снимок ленинских похорон: Сталин согнулся под тяжестью гроба Ильича, рядом подставил свое молодое плечо Молотов… Руководители были молоды, как страна.
На государственной даче в Жуковке Молотов прожил свои последние двадцать лет. После смерти жены (П. С. Жемчужина умерла в 1970 году) за ним ухаживали две очень заботливые и приветливые женщины – племянница жены Сарра Михайловна Головановская и Татьяна Афанасьевна Тарасова – обе, под стать хозяину, хлебосольные, гостеприимные.
