— Через несколько минут пройдём над Сталинградом. Летим низко, и вы сможете увидеть, что осталось от города…
Мы молча приникли к иллюминаторам. Сначала появились разбросанные в снегу домики, а потом вдруг начался какой-то фантастический хаос: куски стен, коробки полуразрушенных зданий, кучи щебня, одинокие трубы. Все это чёрно-белыми зигзагами вздымалось пал снежной пустыней. Ещё не прошло и года, как здесь бушевал смерч войны, оставивший после себя мертвые руины. Но уже можно было различить первые признаки жизни. На снегу виднелись чёрные фигурки людей, кое-где высились новые здания. Город возрождался, в нем начинал биться пульс жизни. Но вот кончились пределы Сталинграда, и снова под нами потянулся унылый, безжизненный пейзаж. То здесь, то там виднелись ржавые скелеты немецких танков и автомашин. Я отвернулся от иллюминатора, поднял воротник пальто, поджал под себя ноги в тщетной надежде согреться и задремал.
В Баку прилетели поздно вечером. Здесь было тепло. На аэродроме нас встречали дипломатический агент МИДа в Азербайджане и представители местных властей.
В город ехали на старом тёмно-синем «шевроле» дипагента. Узкое шоссе пролегало сквозь лес вышек, в воздухе разливался тёплый и какой-то уютный запах сырой нефти. Он вселял чувство спокойствия, довольства, даже безмятежности. Но все знали, что бакинцы работают напряжённо, день и ночь, чтобы обеспечить страну горючим, столь необходимым для победы. Они с честью справлялись со своей задачей. В самые тяжёлые дни войны, когда гитлеровцы подошли к Волге и предгорьям Кавказа, бакинская нефть бесперебойно шла на нужды фронта и тыла. Разместили нас в гостинице «Баку» в номере со всеми удобствами и с горячей водой, что было особенно приятно. В Москве в первые годы войны даже здание МИДа не отапливалось. Работали мы в пальто, а ночевали в подвале мидовского здания на Кузнецком мосту, который служил и убежищем во время воздушных налётов. Но там было ужасно холодно, и перед сном мы соскабливали иней с кирпичных стен.
В Баку мы остались на ночь и рано утром должны быливылететь к Тегеран. После пронизывающего холода в самолёте было приятно принять горячую ванну. Побрившись, спустились в ресторан поужинать. Нас поразило, что тут без карточек можно было заказать закуски, шашлык и другие блюда, перечисленные в объёмистом меню. Метрдотель объяснил, что транспортные трудности не позволяют вывезти из Закавказья производимые тут продукты. Хранить их длительное время также невозможно— мало холодильников. Поэтому в ресторанах все выдаётся без карточек. Сравнительно недороги продукты и на колхозном рынке, так что население в Закавказье не испытывает недостатка в питании. После этого разъяснения мы с Анатолием Филипповичем Миллером с чистой совестью принялись за ужин.
Это было моё первое знакомство с профессором А. Ф. Миллером. Правда, я и раньше слыхал о нём, как о видном востоковеде, читал его работы. В пути мы почти всё время молчали. Теперь разговорились. Анатолий Филиппович рассказал, что только накануне узнал о своей поездке и о том, что в Тегеране состоится встреча глав правительств трёх держав. И он толком не знал, какая роль ему там предназначается.
— По-видимому, — рассуждал Миллер, — не обойтись без проблемы Турции. Восток и в особенности турецкие проблемы — моя специальность. Пожалуй, в этой связи я могу быть полезен.
Я согласился, что предположения профессора, видимо, правильны.
Миллер продолжал:
— Для нас сейчас было бы выгодно, если бы Турция вступила в войну на стороне антифашистской коалиции. Трудно, конечно, сказать, в какой мере турецкая армия готова к активным военным действиям, но дело даже не в этом. Мне кажется, что самый факт объявления Турцией войны Германии имел бы немалое политическое и стратегическое значение. Это сделало бы уязвимыми позиции гитлеровцев на Балканах. Союзники могли бы воспользоваться турецкой территорией для создания своих баз, особенно авиационных, с которых можно было бы подвергать бомбёжке немецкие позиции в районе Эгейского моря и на Балканах. Хотя это будет не так-то легко, всё же можно попытаться побудить Турцию вступить в войну.
— Вы так думаете? — спросил я.
Миллер немного помолчал, взял бутылку, в которой ещё оставалось немного вина, долил в рюмки. Отхлебнув, провёл языком по верхней губе. Потом не спеша ответил:
— Полагаю, что турки все ещё не уверены, проиграет ли Гитлер. Они боятся просчитаться. Думаю, история признает, что нейтралитет Турции сыграл спою положительную роль в этой войне. Но ее нейтралитет имел различные нюансы. Когда в 1941, а затем летом 1942 года гитлеровцы глубоко вклинились в нашу страну и даже подошли к Кавказу, турки старались делать так, чтобы их нейтралитет был больше приятен немцам, чем нам. Вспомните хотя бы дело Павлова и Корнилова…
Сейчас, вероятно, уже мало кто помнит о деле Павлова иКорнилова, но тогда оно наделало много шума. Эта история была весьма показательна для позиции Турции. В первые недели войны гитлеровской Германии против Советского Союза Турция всячески подчёркивала свой строгий нейтралитет. Это было, в частности, видно и по отношению турецких властей к советской колонии, возвращавшейся из Германии в июле 1941 года на родину через Турцию. Ей были оказаны все знаки внимания.
Стоит также отметить, что в то время германские военные лётчики, совершавшие вынужденную посадку на территории Турции, сразу же интернировались. Турецкая пресса давала сравнительно объективную картину обстановки на советско-германском фронте.
Турки, надо полагать, очень опасались германского вторжения. Для таких опасений были веские основания. В первые дни воины в руки советских войск попали оперативные карты и детальные планы германского нападения на Турцию. Советская пресса опубликовала эти «сверхсекретные» гитлеровские документы, а советский посол в Анкаре Виноградов подробно информировал об этом турецкое правительство.
В те дни генеральный секретарь турецкого министерства иностранных дел Нумал Менеменджиоглу часто приходил к Виноградову «поиграть в шахматы». Неторопливо передвигая фигуры, Менеменджиоглу не упускал случая подчеркнуть решимость Турции соблюдать строжайший нейтралитет, а в случае необходимости даже защищать его с оружием в руках. Но по море продвижения германских войск в глубь советской территории позиция Анкары стала меняться.
Стало известно, что интернированные в Турции германские лётчики потихоньку возвращаются в рейх. Турецкая пресса все шире воспроизводила геббельсовскую пропаганду, отводила все больше места победным реляциям гитлеровского верховного командования. Кульминационным пунктом тенденции к заигрыванию с гитлеровским рейхом и было пресловутое «дело Павлова иКорнилова».
