«Врата учености»
«Учителей у меня не было. Меня можно считать самоучкой чистой крови».
ЦИОЛКОВСКИЙ
Итак, до 14-летнего возраста будущий изобретатель ничему систематически не учился; едва ли образование его к тому времени шло дальше простой грамотности. Но на 14-м году жизни в его развитии произошел важный поворот: он напал случайно на путь самообразования и, раз овладев им, никогда больше не покидал. Роясь в довольно обширной библиотеке своего отца, мальчик наткнулся на учебник арифметики, попробовал читать и с удовлетворением убедился, что без труда усваивает прочитанное. «С этого времени, — отмечает он, — я понял, что книги вещь немудреная и вполне мне доступная».
Отец Циолковского, получивший высшее лесное образование, занимал одно время место преподавателя так называемых таксаторских классов [1] и имел у себя учебные книги по естествознанию и землемерному делу. Теперь они пригодились юному Константину, который черпает из них первоначальные научные сведения. Особенно увлекают его практические приложения геометрии: работа с астролябией [2] — измерение ею недоступных расстояний, а также определение высот. Высотомер мальчик мастерит сам, а пользуясь отцовской астролябией, он из окна комнаты определяет расстояние до пожарной каланчи и проверяет результат непосредственным измерением.
Когда я предложил Циолковскому вопрос, какие книги направили его смолоду на путь ученого-изобретателя, К. Э. написал мне кратко:
— «Физика» Гано.
Что же представляли собою эти «врата учености» Циолковского? Учебник физики, широко распространенный не только во Франции, где появился его подлинник, но пользовавшийся доброй славой и в других странах; в Англии, например, вышло более 20 изданий его перевода. На русский язык его перевел известный издатель Павленков. До революции учебник успел выйти у нас десятком изданий. Вот библиографическое его описание (по каталогу):
«Популярная физика» А. Гано. Перевел с французского Ф. Павленков. 600 страниц убористой печати. К изданию приложено более 200 практических вопросов и краткие очерки по метеорологии и химии. Цена 2 рубля.
Отличительные особенности этой книги, делавшие ее весьма пригодной для самообразования, — богатство содержания, ясность изложения, множество интересных подробностей и обилие наглядных иллюстраций. Циолковский наткнулся на нее в начале 70-х годов; но еще 20 лет спустя объемистый том физики Гано ходил по рукам любознательных школьников старших классов. Сейчас эту книгу уже трудно найти.
К. Э. Циолковский
(В 1912 г. — 55 лет)
Из этой-то книги почерпнул 14-летний Циолковский недостававшие ему сведения о физических основах воздухоплавания в толковом, понятном изложении. Размышления подростка над воздушными шарами приобретают теоретический фундамент. «Более всего, — вспоминает он, — я увлекся аэростатом и уже имел достаточно данных, чтобы решить вопрос: каких размеров должен быть воздушный шар, чтобы подниматься на воздух с людьми, будучи сделан из металлической оболочки определенной толщины». Воспоминание знаменательное: оно отмечает дату (1872 г.) зарождения идеи металлического аэростата, идеи, занимавшей ум изобретателя более 60 лет…
В предприимчивом подростке было сильно и увлечение самодельными механизмами. Постоянно он что-нибудь мастерит. Он изготовляет в эту пору ветряные двигатели, часы с гирями, токарный станок, на котором можно удовлетворительно работать; устраивает самодвижущуюся повозку с ветряным двигателем, которая ходила и против ветра. Другая удачная самоделка представляла собою примитивный автомобиль (в начале 70-х годов!), приводившийся в движение паровой турбинкой. Забавлялся молодой изобретатель и фокусами, придумывая столы и ящички, из которых положенные внутрь предметы загадочно исчезали.
Три года в Москве
«Характерная моя черта — крайняя независимость и самодеятельность».
ЦИОЛКОВСКИЙ
В течение ряда лет мальчик всецело был предоставлен самому себе. На 17-м году изобретательские его способности и ярко выраженная склонность к техническим занятиям побудили, наконец, его отца серьезно задуматься над будущностью своего одаренного сына. В уме Эдуарда Игнатьевича созревает план послать Константина для получения образования в Москву. Как представлял он себе московское ученье сына, какие питал при этом надежды — сказать трудно. Во всяком случае, решение было довольно странное, под стать такому непрактичному человеку, каким всю жизнь был отец Циолковского. «Что я мог там сделать со своей глухотой? — писал впоследствии К. Э. о плане посылки в Москву. — Какие связи завязать? Без знания жизни я был слепой в отношении карьеры и заработка».
Любопытнее всего, что непродуманный план этот был осуществлен и притом не без успеха.
Очутившись в Москве, 17-летний юноша попал там в условия нищенского существования. Тех 10–15 рублей в месяц, которые мог уделять ему отец из скудных своих средств, хватало лишь на полуголодную жизнь, тем более, что молодой Циолковский тратил на пропитание всего небольшую часть полученных денег; главный расход составляла покупка книг, а также стеклянных трубок, ртути, кислот и т. п. материалов для опытов. Питался он исключительно одним черным хлебом, обходясь даже без чая и картофеля. «Помню отлично, что, кроме воды и черного хлеба, ничего не было. Я проживал 90 коп. в месяц».
Иной раз неоткуда было взять и эти копейки. Тогда юноша продавал за бесценок части своей одежды, без которых считал возможным обойтись. Странный вид имел он в эту пору своей жизни: необычайная фигура сосредоточенного юноши с непомерно длинными волосами — стричься было некогда, а часто и не на что — в костюме, прожженном серной кислотой, привлекала изумленные взгляды прохожих. «Что это, мыши что ли изъели брюки?» — кричали ему на улице мальчишки.
Подобная жизнь нимало, однако, не смущала стойкого юношу, охваченного всепоглощающей жаждой знания. «Мне даже в голову не приходило, что я голодал и истощал себя», — вспоминает он. Сопоставляя на склоне лет суровые годы своего ученья с нынешними счастливыми условиями жизни советских школьников, он дружески попрекнул как-то наших юных техников за их нетерпение: «Смешно, что мне жалуются ребята чуть не с десяти лет: их-де изобретения и мысли не осуществляются или не принимаются. Как же мы-то терпели многие десятки лет и едва-едва кое-чего достигали. Мы же не имели детских технических станций и тех хороших условий, в которые поставлены вы…»
Три года, проведенные в Москве, послужили своего рода средней и высшей школой для молодого Циолковского, школой без учителей и лабораторий. Это был период настойчивого и систематического самообразования. Почти не прибегая ни к чьей помощи, одним лишь чтением учебных книг в библиотеке он тщательно прошел в один год курс элементарной математики и школьной физики. Давалось ему ученье легко. «Часто, читая какую-нибудь теорему, я сам находил доказательство; и это мне более нравилось и было легче, чем проследить объяснение в книге», — говорит он в автобиографических заметках, и признание это очень характерно для его оригинального ума, стремившегося всего достичь самостоятельным путем.
