каждого предложения, не говоря ни слова и не делая заметок. Затем эта невероятно умная девушка села за консоль, выполнила задание и покинула аудиторию. По крайней мере, так запомнилось мне. Может быть, я немного преувеличиваю, но, судя по всей дальнейшей карьере Кейт, было именно так.
В мои преподавательские обязанности, помимо лекций и практических занятий на кафедре зоологии, входили консультации: я проводил их в Новом колледже (новым он был в 1379 году, а сегодня – один из старейших в Оксфорде), членом совета которого стал в 1970-м. Большинство преподавателей и профессоров в Оксфорде и Кембридже также являются членами совета одного из тридцати или сорока частично независимых колледжей (они же холлы), составляющих оба эти университета-федерации. Зарплату мне платил частично Оксфордский университет (где моими основными обязанностями было читать лекции и проводить исследования на кафедре зоологии), а частично Новый колледж, в котором я должен был вести не менее шести часов консультаций в неделю – зачастую для студентов других колледжей, по договоренности об обмене с их преподавателями; в биологических науках, в отличие от других областей, это было распространенной практикой. Когда я начал преподавать, консультации обычно проходили один на один, но постепенно вошли в обиход и консультации студентов по двое. Будучи студентом, я обожал эту систему и больше всего любил консультации один на один, где можно было читать свою работу преподавателю вслух, а тот либо делал заметки для последующего обсуждения, либо прерывал чтение своими комментариями. Сегодня на оксфордских консультациях чаще можно увидеть одновременно двоих, если не троих студентов, а работы обычно не читают вслух, а сдают заранее.
В мои ранние годы в Новом колледже все студенты были мужского пола. В 1974 году те из нас в совете колледжа, кто хотел открыть прием женщинам, совсем немного не дотянули до необходимого большинства в две трети. Некоторые наши оппоненты были откровенными женоненавистниками. Самые удручающие образцы такого сорта, к счастью, остались далеко в прошлом, так что мне нет нужды приводить их ужасающие аргументы. Кстати, на собрании колледжа я с удовольствием применил статистические методы, чтобы опровергнуть некоторые вопиющие заявления об академических способностях женщин.
На самом деле в 1974 году мы победили в первом голосовании – за изменение устава, по которому стало бы возможно принимать женщин. Но – в результате типичной парламентской уловки – ценой победы оказалась уступка: мы согласились провести отдельное голосование в следующем семестре по вопросу фактического приема студенток. Мы предполагали, что второе голосование тоже решится в нашу пользу, но вышло иначе. Может быть, оппоненты, выговорившие уступку, хитроумно предвидели, что обладатель решающего голоса будет в академическом отпуске в Америке. Как бы то ни было, в итоге Новый колледж неожиданно не попал в число первых пяти мужских колледжей, которые стали принимать женщин, хотя мы изменили свой устав одними из первых, чтобы это стало возможно (и самыми первыми, еще задолго до меня, кто вынес этот вопрос на официальное обсуждение). Окончательный шаг мы сделали, вместе с большинством остальных колледжей Оке-форда, только в 1979 году. А в 1974-м, хотя мы еще не могли принимать студенток, но изменение устава позволяло избирать женщин в совет колледжа. К сожалению, первая избранная, будучи заслуженным светилом в своей области науки, сама вдруг проявила женоненавистнические свойства: она не жаловала студенток и молодых женщин-коллег (как я выяснил от одной из них, с которой мы сдружились). Впрочем, на следующих выборах нам повезло больше, и теперь Новый колледж – процветающее разнополое сообщество со всеми его преимуществами.
Одной из моих гнетущих обязанностей был прием юных биологов в Новый колледж. Угнетала в этом необходимость отказывать стольким достойным и заинтересованным кандидатам: конкуренция была очень высока. Каждый ноябрь во всей Британии и далеко за ее пределами молодые люди срываются с мест и стремятся на вступительные собеседования в Оксфорд; многие заметно дрожат от холода в тонких, не по погоде костюмах. Колледжи размещают их в общежитиях, откуда выехали почти все действующие студенты, кроме нескольких добровольцев, оставшихся “пасти” абитуриентов, показывать им университет и стараться сделать так, чтобы они не дрожали ни от чего, кроме холода.
Вдобавок к собеседованию абитуриентов я должен был читать их ответы на вступительные экзамены (пока те не отменили) и участвовать в составлении вопросов для этого весьма своеобразного испытания (“Зачем животным головы?” “Почему у коровы четыре ноги, а у табурета для дойки три?” Если что, все эти вопросы придумал не я). И на вступительных экзаменах, и на собеседованиях мы смотрели не на фактические знания. Что именно мы проверяли, назвать затруднительно: да, интеллект, но не просто IQ. Наверное, что-то вроде “способности конструктивно рассуждать особым способом, требуемым для предмета”, в моем случае – биологии: мы искали нестандартное мышление, биологическую интуицию, может быть, “обучаемость” – или даже пытались определить, “будет ли этого человека приятно учить, такой ли это человек, которому пойдет впрок наша старинная схема обучения и особенно наша уникальная система консультаций”.
Пришло время отступления, смысл которого станет ясен чуть позднее. В 1998 году меня пригласили вручать приз в финале “Битвы университетов”. Это викторина телеканала Би-би-си на общую эрудицию: представители университетов (причем в отборе колледжи Оксфорда и Кембриджа считаются независимыми учебными заведениями) соревнуются в играх по сложной схеме на выбывание. Планка демонстрируемых знаний может быть поразительно высокой: популярное шоу “Кто хочет стать миллионером?” не выдерживает никакого сравнения; оно привлекательно, вероятно, благодаря элементу азартной игры и высоким денежным ставкам. В своей речи в Манчестере, вручая приз победителям “Битвы университетов” 1998 года (Модлин-колледж, Оксфорд, одолевший в финале лондонский Биркбек), я сказал (если верить цитате в Википедии, которая, впрочем, согласуется с моими воспоминаниями):
Мы с коллегами ведем в Оксфорде кампанию за отмену аттестационных экзаменов в качестве критерия приема студентов и предлагаем заменить их на “Битву университетов”. Я говорю совершенно серьезно. Важны не столько знания, сколько цепкий ум, вбирающий в себя все вокруг, – именно такой тип мышления нужен, чтобы победить в “Битве университетов”, и в университете тоже требуется именно он.
Мне рассказывали о студентке, которая изучала в Оксфорде историю, но не могла найти на карте мира Африку. Когда я сказал коллеге, что ее не следовало принимать в наш (и в любой другой) университет, он возразил: может быть, она пропустила тот конкретный урок географии в школе. Но дело ведь не в этом. Если для того, чтобы знать, где находится Африка, вам нужен урок географии, если к семнадцати годам вы
