Дж. Д. Сэлинджер: Я высадился на пляж «Юта» в день начала вторжения союзников во Францию в составе Четвертой дивизии[2].
Маргарет Сэлинджер: Он неопределенно сказал мне: «Знаешь, я высадился в день начала вторжения союзников во Францию». Так сказал бы солдат солдату – словно я понимаю весь смысл сказанного[3].
Эдвард Дж. Миллер: Из всех дней посвящения человека в воины Джерому Дэвиду Сэлинджеру выпал день начала вторжения союзников во Францию.
Матрос первого класса Кен Оукли: Вечером перед высадкой старший армейский офицер провел с нами инструктаж. Я навсегда запомнил его последние слова: «Не волнуйтесь: даже если всех вас, высаживающихся в первой волне, перебьют, – сказал этот офицер – по вашим телам пройдут новые бойцы». Что за обнадеживающая мысль на сон грядущий[4].
Шейн Салерно: Сэлинджер был привилегированным, пользовавшимся защитой двадцатипятилетним парнем с Парк-авеню, думавшим, что война станет приключением, – эффектным и романтическим. Он воображал себя героем романа Джека Лондона и надеялся, что служба в армии разрушит замкнутость пространства, в котором он рос. Сэлинджер писал: «В моем сознании есть кое-какие мрачные воспоминания, и хотя я выбрасываю их, как только их обнаруживаю, всегда что-нибудь да остается». Его занимал вопрос, достаточны ли перенесенные им страдания для того, чтобы стать писателем. Он хотел, чтобы война закалила его, сделала его глубже как человека и писателя. Следующий год изменит его навсегда.
Дэвид Шилдс: Сэлинджер рассказал Уиту Бёрнетту, своему наставнику в писательском мастерстве в Колумбийском университете и редактору журнала Story, что в день высадки в Нормандии при нем были шесть глав «Над пропастью во ржи». Эти страницы были ему необходимы не только как амулет, помогавший ему выжить, но и как причина, по которой надо было выжить.
Вернер Климан: Джерри был тогда просто славным пареньком. Он был очень спокойным, смирным. Было заметно, что он немного растяпа. Он отличался от других парней. Он не закреплял ремень каски. Он делал, что хотел[5].
Алекс Кершо: Личный номер Сэлинджера был 32325200. Через много лет он даст тот же номер Бейбу Глэдуоллеру, персонажу своего рассказа «Последний день последнего увольнения».
Шейн Салерно: Джон Кинан служил с Сэлинджером в контрразведке. Сэлинджер, Кинан, Джек Алтарас и Пол Фицджеральд вместе прошли всю войну. Они называли себя «четырьмя мушкетерами» и оставались близкими друзьями в течение всей жизни. Ранее Алтарас и Фицджеральд никогда не проявлялись.
Джон Кинан: Думаю, ныряльщики (бойцы подрывных частей ВМФ) ушли к берегу в 3 ночи. Зная, что происходит, никто из нас не мог спать. Было много коротких разговоров и много наигранной храбрости, бравады. Не думаю, чтобы кто-то думал, что происходящее станет величайшим событием в нашей жизни. Слава Богу, вернулись все ныряльщики. Пехотинцы начали высаживаться на берег в пять – начале шестого утра. Это была первая волна десанта[6].
Эберхард Элсен: Сэлинджер был приписан к Двенадцатому пехотному полку. Думаю, он высадился вместе с полком в 10.30 утра, почти через четыре часа после начала высадки. Но в изданной армией США официальной History of the Counter Intelligence Corps («Истории армейской контрразведки») сказано, что «четвертое подразделение контрразведки сошло на берег с Четвертой дивизией на штурм участка «Юта» в 6.45 утра». Это значит, что контрразведывательное подразделение, в котором служил Сэлинджер, пошло на берег с Восьмым полком, который шел на острие высадки Четвертой дивизии.
Дэвид Шилдс: Очевидец высадки в Нормандии Вернер Климан, служивший переводчиком в Двенадцатом пехотном полку и друживший с Сэлинджером, сообщил, что в день начала вторжения во Францию Сэлинджер высадился во второй волне.
Алекс Кершо: В день высадки в Нормандии Сэлинджер находился на битком набитом солдатами десантном корабле, приближавшемся к берегу. Многие из этих солдат, бывших друзьями и товарищами Сэлинджера, вскоре погибнут.
Вернер Климан: Над нашими головами летели снаряды. Начиналась стрельба из личного оружия. А снаряды все летели и летели на берег[7].
«Четыре мушкетера» (слева направо): Дж. Д. Сэлинджер, Джек Алтарас, Джон Кинан, Пол Фицджеральд.
Эдвард Дж. Миллер: Большинству парней было 19, 20, 21 год. Двадцатипятилетний Сэлинджер был стариком.
Пол Фицджеральд (выдержка из неопубликованного стихотворения): Позерство и похвальба не были частью происходящего. Перед нами был пляж. Подхваченный волной прилива, я увидел первого раненого.
Джон Кинан: Линейные корабли вели огонь по берегу, стараясь уничтожить доты [бетонные укрепления, из которых немецкие солдаты вели пулеметный огонь][8].
Стивен Э. Эмброуз: Волны качали десантные баржи, шедшие к берегу, преодолевая накатывавшие от берега волны, брызги которых били в лицо солдатам, настолько пугая многих из них, что люди не могли дождаться приказа высаживаться прямо в воду[9].
Рядовой Ральф Делла-Вольпе: Повсюду сновали десантные баржи, похожие на жучков, пытающихся занять удобное положение. Я еще раз плотно, очень плотно позавтракал, думая, что это поможет делу, но меня вывернуло[10].
Стивен Э. Эмброуз: То же происходило и со многими другими. Марвин Перветт, восемнадцатилетний матрос береговой охраны из Нового Орлеана, был рулевым построенной в Новом Орлеане десантной баржи типа Higgins. 30 солдат из Двенадцатого полка Четвертой дивизии, которых он вез к берегу, сидели лицом к рулевому, стараясь укрыться от брызг. Перветт мог видеть на их лицах тревогу и страх. Прямо перед Перветтом стоял капеллан. Перветт старался удержать место в передовой линии десантных барж. Капеллана стошнило завтраком. Ветер подхватил блевотину – и лицо Перветта (и всех остальных находившихся в лодке) было покрыто непереваренными кусками яиц, бекона и кофе[11].
Штаб-сержант Дэвид Родерик: На участке «Юта» у пляжа был длинный и отлогий склон. Мы захватили немцев врасплох, начав высадку при отливе, который обнажил препятствия в прибрежной полосе. Однако нашим солдатам пришлось преодолевать простреливаемую противником полосу шириной чуть менее сотни метров и еще полосу воды такой же ширины. Солдаты нашей Четвертой дивизии прыгали с десантных барж в воду глубиной от метра до двух и с трудом преодолевали двести метров до дамбы. За дамбой высотой от одного до двух с половиной метров шли песчаные дюны высотой до 3 метров. Расположенные вдоль берега укрепления позволяли немцам простреливать эту полосу из ручного оружия, пулеметов и орудий.
