Нос «Цессны» вошел в первый слой бури, которая еще недавно была далеко. Нас окутал серый туман. В кабине нарастал давящий гул, самолет затрясся и накренился. Роб обеими руками держал штурвал, похожий на огромную букву W. «Через такие облака мы точно не разглядим мою чемпионскую трассу», – подумал я. Тут не увидишь даже склонов Болди, где нам выпала пара дивных снежных деньков в прошлом году.
А потом до меня вдруг дошло, насколько серьезным было предупреждение того пилота.
Я оглянулся на отца: он доедал яблоко, причмокивая от удовольствия. При виде его сияющих голубых глаз и искренней улыбки я перестал тревожиться. Его лицо светилось гордостью за меня. Моя победа в чемпионате доказывала, что все наши усилия не прошли даром. Как любил повторять отец, нет ничего невозможного.
Сзади него в окне промелькнула какая-то кривая ветка. Дерево? Здесь, на такой высоте? Не может быть! Все вокруг снова стало серым. Нет, это просто игра света…
Отец смотрел на меня с интересом, и под его взглядом мне стало казаться, что мы – два крылатых человека, без всякого самолета парящие в голубом небе. Я собирался спросить, сколько нам еще лететь…
…Но тут по стеклу за его спиной царапнули сосновые иглы. Сквозь туман пробилась яркая зелень. Стало видно, что идет снег. А затем стекло разнесла колючая ветка – страшная, уродливая штуковина, которую отец так и не успел увидеть. Она мгновенно высосала жизнь из кабины; пространство внутри покоробилось, словно фотография, пожираемая огнем. В один миг лицо моего отца исказилось и покрылось пятнами.
Казалось, время остановилось, словно на него набросили гигантское лассо. Туман залепил все окна, и уже не было ни верха, ни низа, ни высоты, как будто самолет не летел, а висел на ниточке, как игрушечная модель. Пилот дотянулся до штурвала триммера и повернул его. Пусть он вращает колесо быстрее, чтобы мы скорее поднялись вверх, подальше от этих деревьев! Но Роб бросил штурвал и обеими руками начал поворачивать гигантский W-образный руль. Самолет задергался из стороны в сторону. А что же со штурвалом? Должен ли я взяться за него вместо Роба? И тут я заметил в окне другую ветку.
– Берегись! – закричал я, сжимая в комок свои 140 сантиметров и 35 килограммов.
Что-то толкнуло меня в спину – это самолет зацепился крылом за дерево и перевернулся. Словно мячик, он отскочил еще от двух деревьев. Раздался бешеный рев двигателя и скрежет металла. Штурвал триммера… Но уже было поздно его поворачивать…
Наш самолет врезался в пик Онтарио высотой 2650 метров и разбился. Обломки разлетелись по щербатому северному склону, а нас вышвырнуло на ледяной скат.
Мы лежали среди останков самолета. Наши тела с трудом удерживались на 45-градусном склоне, рискуя сорваться в неизвестность. Мы висели на ледяном ветру, под снегопадом. 76 метров от вершины – расстояние между жизнью и смертью.
Глава 2
Прошлым летом у моей…
…бабушки сломалась стиральная машина. Выйдя на пенсию, дедушка и бабушка Оллестады переехали в Мексику, в Пуэрто-Вальярту. Взвинченные цены на бытовую технику в Гвадалахаре или Мехико-сити были им не по карману. Кроме того, нанять грузовик, чтобы привезти покупку, было в те времена целой проблемой. Поэтому отец решил, что сам поедет в Сиарс, купит новую стиральную машину и доставит ее в Вальярту. Он задумал одолжить у кузена Дениса черный «Форд»-пикап, пересечь границу в Сан-Диего и доехать до Ла-Паса прямиком по трассе Баха-Пенинсула. Оттуда он собирался пересечь Море Кортеса[3] на пароме и сойти на материке в Масатлане, затем направиться на юг в Вальярту через глубокие джунгли, а по пути посетить как можно больше знаменитых серферских местечек.
Узнав об этом, я жутко перепугался. Мама выложила мне эти новости, пока мы ехали домой из летней школы, где она преподавала второклашкам, а я готовился к шестому классу. Я слушал ее молча. Она и словом не обмолвилась, что мне придется поехать с ним, однако перспектива эта так и витала в воздухе – неясная и оттого еще более пугающая. Меня совсем не радовало, что в течение трех-четырех дней мы будем жариться в грузовичке-пикапе в поисках мест для серфинга, а потом (еще хуже!) найдем их, и мне предстоит в одиночку грести и барахтаться на доске по огромным волнам, пока отец носится в бескрайнем море. Он будет наслаждаться серфингом, и мне придется справляться самому. Я так и видел, как волна обрушивается на меня, швыряет из стороны в сторону, и мне приходится судорожно тянуться вверх за глотком воздуха.
Наша машина повернула на шоссе Пасифик-Кост, и шум океана начал стихать. Я пялился на свои синие кеды «Вэнс» под доносящиеся из восьмидорожечного магнитофона звуки «Битлз». Меня начало укачивать, и пришлось смотреть в окно.
Мы подъехали к своему дому в Топанга-Бич, самом южном уголке Малибу. Слепленные кое-как домишки были построены прямо на песке и кренились во все стороны, словно их истинным назначением было стоять как можно ближе к воде, а не давать кров. Раньше здесь жил и мой отец. Когда мне исполнилось три года, он переехал в маленький домик по другую сторону шоссе, у самого края каньона Топанга. К десятилетнему возрасту я по крупицам собрал достаточно информации и уже примерно представлял, почему они разошлись.
Мама жаловалась, что иногда среди ночи отцу кто-то звонил, и он уходил, не говоря ни слова, и ничего не объяснял, вернувшись. Она знала, что здесь не обходилось без дедушки Оллестада или дяди Джо, папиного сводного брата. Ему постоянно приходилось вытаскивать их из неприятностей, однако он никому не говорил об этом. Когда мама требовала, чтобы он посвятил ее в свои семейные тайны, отец просто отмахивался. А если она настаивала, уходил на море или вообще куда глаза глядят. Последней каплей стало то, что он втайне от матери одолжил дяде Джо деньги с их общего банковского счета, а потом отказался объяснить, для чего они понадобились.
Сразу после этого случая к нам наведался друг отца, француз по имени Жак. Папа только что перенес серьезную операцию на колене и передвигался с трудом. Поэтому одолжил Жаку свою доску для серфа и выкрикивал инструкции с крыльца, указывая с помощью костыля, как распознать точку отрыва. Отец был не в состоянии показать другу Малибу, поэтому мама сводила его к мысу Пойнт-Дьюм посмотреть гряду естественных прибойных пещер, затем в прибрежный ресторанчик «У Элис» и, наконец, в музей Гетти[4]. А вскоре, после того как Жак уехал во Францию, отец перестал ночевать дома. Так продолжалось недели две. Потом он на несколько дней вернулся, но вскоре окончательно перевез свои вещи в домик на той стороне шоссе.
