Мэри была восьмой дочерью Роберта Ардена. Когда он умер в 1556 году, ее доля наследства оказалась на удивление большой: шесть фунтов с небольшим и ферма под названием Эсбис с шестью акрами земли. Человеку, за которого она вышла замуж, это, должно быть, показалось полезной добавкой к его имуществу, наличные ценности были более важны, чем пахотные земли. Когда в 1578 году наступили тяжелые времена, он был рад заложить эти земли за сорок фунтов. Но 1557 год, когда они сочетались браком, был наполнен лишь радостным ощущением новой жизни. Сын мелкого земледельца был независимым торговцем, дочь аристократа — женой торговца, у них имелись собственный дом и магазин в шумном, не лишенном изящества провинциальном городке. Они, впрочем на свой лад, очень соответствовали духу елизаветинского времени в своем желании вырваться из старого, унаследованного от предков земледельческого образа жизни. Из них двоих Мэри, вероятно, была более консервативной. Фамильный дом и поместье находились всего в нескольких милях от их дома. Несомненно, существовали контакты с более знатной семьей Арденов, которые, вполне возможно, останавливались в доме-магазине на Хенли-стрит по пути из Парк-Холла в Лондон. Ардены тяготели к старинной католической благонадежности, в то время как Джон Шекспир, будучи торговцем, вероятно, предпочитал суровую пуританскую веру, которая, в конце концов, стала процветать в Средней Англии и превратила Англию в благочестивую республику. Мы не располагаем свидетельствами чрезмерной набожности как со стороны Джона, так и со стороны Мэри, и это равнодушие, вместе с честолюбивыми помыслами и пламенной (или жгучей) семейной гордостью, они, похоже, передали своему старшему сыну.
Джон Шекспир торговал перчатками. Но должно быть, не отказывался и от торговли сопутствующими товарами. Вероятно, он покупал живых телят и, прежде чем выделывать шкуру для перчаток, продавал мясо. Конечно, некоторые исследователи считают его мясником, и картина выглядит так: пока его юный сын Уильям подводит итог эволюции драмы от кровавого жертвоприношения, отец убивает телят под аккомпанемент высокопарных речей, как если бы он был Брутом, а маленькие животные — Цезарями. Вспомните «Гамлета»:
Полоний
Я изображал Юлия Цезаря; я был убит на Капитолии; меня убил Брут.
Гамлет
С его стороны было очень брутально убить столь капитальное теля[1].
Все это фантазия. А мы готовы поверить во что угодно, нам кажется, что дом Шекспира пропитан ароматом лаванды. Скорее всего, он не напоминал мясной рынок, но, похоже, Уильям родился в среде, пропитанной весьма характерным зловонием. Что же касается торговли перчатками, не стоит воображать, что Джон Шекспир занимался этим делом с легкостью любителя, подобно тому, как в наши дни можно запросто открыть табачную лавку. Ему полагалось быть членом гильдии перчаточников, изготовителей одежды из белой кожи и воротников, а стать членом этой гильдии можно было только после семи лет ученичества. Стратфордские записи свидетельствуют, что в 1552 году он уже продавал перчатки на Хенли-стрит, так что его женитьба на Мэри Арден приходится, очевидно, на период стабильности; торговля перчатками у Шекспира процветает, и будущее представляется в радужном свете. Джон столь же мастерски одевал пять пальцев руки, как его сын позднее станет мастерски обувать пять стихотворных стоп.
После женитьбы упрочилось положение Джона в общественной жизни. Отец общества, являющийся холостяком, вызывает недоверие: члену совета в маленьком городке нужна жена, чтобы вместе с нею посещать устраиваемые мэром приемы и разносить вино и лакомства, когда братство должностных лиц собирается в их доме, чтобы играть в политиков. («Если мы соберем достаточное количество голосов, нам удастся отделаться от него, вместе с его предложением!») В 1557 году Джона избрали в городской совет, и он стал «контролером эля»; такая работа по силам только трезвеннику. В 1558 году Джона назначили констеблем, в 1559-м — чиновником по сбору пошлины (этот чиновник определял размеры пошлины; наложение пошлины и штрафа являлось наказанием, налагаемым местным судом; штрафы были дискреционными и не фиксированными). В 1562 году его уже назначили казначеем, и, что совершенно беспрецедентно, он занимал этот пост в течение четырех лет. Обязанности казначея чрезвычайно ответственны: эта работа была связана с ведением счетов маленького городка, выплатой пособий, когда на город обрушивалась катастрофа вроде чумы (так случилось в 1564 году, в год рождения Уильяма). Он же скупо выдавал скудные средства на театральные представления, когда городок посещали актерские труппы. Итак, именно Джон выдал девять шиллингов актерам королевской труппы и двенадцать пенсов (скорее выложил) «слугам графа Вустерского», когда они прибыли развлекать Стратфорд. Нет нужды акцентировать внимание на том, как тесно эти обязанности связаны с нашим героем. Юный Уильям знал об актерах не понаслышке. В 1568 году Джон получил пост бейлифа, и именно благодаря важности этого назначения мог по справедливости требовать дворянский титул и герб.
Прошение, как нам известно, было подано, но затем его отозвали.
В 1577 году, после двадцати лет службы на высоких должностях, Джон прекратил посещать собрания городского совета. Что-то разладилось.
В 1578 году он был одним из шести олдерменов, которые не сумели уплатить налог на экипировку солдат на участке, подведомственном констеблю: четырех человек с алебардами, трех человек с пиками и одного — с луком и стрелами. Он прекратил выплачивать установленные законом для олдерменов четыре пенса в неделю на нужды бедных. Появились долги. В 1579 году пришлось заложить имение его жены Эсбис. Вполне возможно, что Джон Шекспир забросил свой магазин во имя исполнения гражданского долга, который также удовлетворял и его гражданские амбиции. В 1586 году, достаточно резонно, он был лишен почетной должности, потому что не выполнял свой долг: «Господин Шекспир не является на объявляемые заседания в течение долгого времени». Прощай, мех олдермена.
Возникла и другая неприятность. В 1580 году его вызвали в Суд королевской скамьи в Вестминстер, вместе со ста сорока другими жителями, для представления доказательства, что он будет проявлять лояльность по отношению к общественному порядку, установленному королевскими указами. Он не поехал и был оштрафован на двадцать фунтов. В то же самое время его оштрафовали еще на двадцать фунтов за некоего человека, находившегося в том же положении, что и он, за которого Джон выступил поручителем. Джон Шекспир не нарушал общественного порядка какой-то эффектной выходкой. Вероятно, он упрямо держался подальше от церкви, равно как и от городского совета. И было ли это нарушением закона или общественного порядка: не явиться по постановлению церковного суда Англии? Не следует думать, как нам того ни хотелось бы, что он во всеуслышание заявлял о превосходстве пуританского Бога над англиканским; само неподчинение могло обернуться весьма-большой неприятностью. Три года спустя в семье Мэри возникли более серьезные неприятности, вызванные неповиновением. Ардену отрубили голову за участие в католическом заговоре, и его голова, насаженная на пику, была выставлена на Лондонском мосту. Семья Шекспира знала человека, всегда готового совершать набеги на оба фланга ереси: как на католический, так и на пуританский. Это был Уитгифт, архиепископ Кентерберийский, в недавнем прошлом епископ Вустерский, на которого возложили миссию защищать Бога Англии от всякого инакомыслия. Итак, Джон Шекспир потерпел поражение в своих скромных честолюбивых замыслах и впервые пережил страх наказания. Дела снова пошли на лад только в последние годы века, когда Уильям заработал деньги и восстановил фамильную честь.
