Средневековая церковь со всеми ее атрибутами была не только громоздким, но и очень дорогим учреждением. Однако короли и феодалы шли на затраты, получая взамен нечто неизмеримо большее — высшую санкцию на свое господство. И поэтому, если иногда даже и вспыхивали распри между светской и духовной властью (например, между папами и императорами), то они всегда заканчивались примирением, причем церковь и папство неизменно оказывались в выигрыше. Пик могущества папской власти приходится на понтификаты Григория VII (1073—1086) и Иннокентия III (1198—1216). Первый изъял из рук светских властей назначение духовных лиц и установил единый порядок избрания пап конклавом кардиналов, второй сформулировал теократическую доктрину верховенства духовной власти над светской и создал разветвленный агентурный аппарат и порядок управления католическими странами. Отныне папский Рим не только распоряжался коронами европейских монархов, но и получал огромные доходы за счет поборов с «вассальных» государств. Кроме того, в результате организованного им четвертого крестового похода (1202—1204), Иннокентий добился сокрушения Византийской империи и кратковременного присоединения под власть папского Рима православной церкви (1204—1261). Это был предел, выше которого папская власть уже никогда не поднималась.
Однако вскоре всем этим успехам пришел конец. По мере того как активизировался процесс консолидации крупных государств в Европе и усиливалась королевская власть, политическое значение папства неуклонно падало. В централизованном национальном государстве сильный монарх, не желая делить власть с соперником, всегда стремился поставить церковь в зависимое положение и, как правило, преуспевал в этом. Столкновение Филиппа IV Красивого с папой Бонифацием VIII и победа французского короля свидетельствовали о том, что наступили новые времена, и о былом могуществе Рима мечтать не приходится. Время понтификата Бонифация VIII (1294—1303) стало началом крушения могущества папской власти и прологом упадка католической церкви в целом. Уже вскоре после смерти этого папы последовало «Авиньонское пленение», в результате которого римским понтификам пришлось в течение 70 лет (1309—1378) жить на чужой территории, оставаясь фактически пленниками французского короля. Но и после этого положение пап не улучшилось и деградация католицизма пошла быстрыми темпами... Когда автор книги о Лютере уверяет нас в том, что накануне Реформации в католической церкви все обстояло более или менее благополучно, он умышленно умалчивает о тех диких безобразиях, которые происходили здесь в ходе всего XV века и которые должны были в корне подорвать прежнюю слепую веру населения Запада в своих духовных пастырей и их заветы.
Все началось с конца «Авиньонского пленения» (1378). Папа получил возможность вернуться в Рим, но французские кардиналы избрали своего папу в Авиньоне. Оказалось одновременно двое пап — итальянец и француз, — каждый из которых считал себя единственно законным и предавал анафеме другого. Так начался «великий раскол» в католической церкви (схизма). Европа была повергнута в шок. Население не знало, кому верить и за кого молиться. Часть государств (Италия, Польша, Венгрия, Англия, Германия, Скандинавия) признала римского архипастыря, часть — авиньонского (Франция, Испания, Шотландия, Южная Италия). Поскольку создавшееся положение стало угрожать феодальным устоям всего общества, а к этому прибавилась еще новая «ересь» — выступление Яна Гуса против папства за создание национальной чешской церкви, — князья и прелаты решили незамедлительно созвать собор, чтобы официально покончить со всеми неприятностями. Собор был созван в Пизе в 1409 году и не дал результатов: отцы собора избрали нового папу, но двое прежних и не подумали подчиниться, в результате чего теперь уже трое первосвященников проклинали и объявляли «антихристами» друг друга[4]. Понимая, что дальнейшее промедление, усиливая «соблазн для верующих», может быть чревато полной катастрофой, сильные мира во главе с самим императором созвали в 1414 году новый, весьма представительный собор в Констанце. На важность этого мероприятия указывает уже и то, что собор заседал четыре с лишним года (до 1418). Собравшиеся поставили перед собой три основные задачи: 1) покончить со схизмой; 2) расправиться с гуситской «ересью» и 3) сделать впредь подобные «бесчинства» невозможными. Казалось, задачи эти удалось выполнить. Все трое прежних пап были низложены, их сменил новый, единственный папа, избранный собором. Ян Гус, несмотря на охранную грамоту, данную ему императором, был осужден и сожжен. Князья и прелаты вынесли решение, что «собор выше папы» и может решать любые теологические конфликты любого уровня. Но победа оказалась непрочной. Казнь Гуса положила начало гуситскому движению, ставшему прологом Реформации. Вновь же избранный папа, Мартин V, отказался признать решение о приоритете собора и поспешил распустить его. Правда, этим дело не кончилось. Упорствующие «реформаторы» собрались в 1431 году на новом соборе, в Базеле, где опять провели постановление о верховенстве собора. Но папа предал собор проклятию и в противовес ему созвал свой собор во Флоренции. В ответ Базельский собор объявил папу низложенным и выбрал своего. Опять оказалось двое пап и в придачу к ним два собора... Однако на сей раз «флорентийский» папа, Евгений IV, оказался достаточно энергичным, чтобы распустить базельцев и низложить своего соперника. Мало того, он сделал еще одну, последнюю попытку, используя тяжелое положение Византии, которой угрожали турки-османы, подчинить своей власти православную церковь («Флорентийская уния», 1439). Но и эта попытка провалилась. В 1453 году турки овладели Константинополем, Византия пала, а ее преемница, Россия, не признала унии...
В целом соборное движение XV века — эта судорожная попытка подреформировать церковь сверху — закончилась полным провалом.
Евгений IV (1431—1445) открыл собой эру правления десяти пап периода Ренессанса. Ренессанс... Одно это слово вызывает представление о чем-то радостном, светлом, возвышенном. Однако все подобные понятия не имеют никакого отношения к римским первосвященникам этого периода, покрывшим несмываемым позором и католическую церковь, и свое высокое звание. И. Гобри упоминает с укором лишь двоих из этой «славной» десятки, а именно Юлия II и Льва X. Но эти двое были агнцами по сравнению с остальными, о которых тот же Гобри предпочитает умолчать. Так, Сикст IV (1471—1484) навеки заклеймил себя введением свирепой испанской инквизиции, Иннокентий VIII (1484—1492) «прославился» жуткими ведовскими процессами, в результате которых на костер были отправлены тысячи беззащитных жертв, а что касается «знаменитого» Александра VI (1492—1503), то он вошел в историю как чудовище разврата и мастер кровавых преступлений...
