Ознакомительная версия.
У нас дома потрясающие компании собирались! Такие люди бывали, такие кутежи устраивали! И все время звучала музыка. Тетки — Элена, Гогола и Мариам — пели на три голоса. Приходила актриса Нино Чхеидзе, именно благодаря ей я главным образом впервые услышала русские романсы. Знаменитую «Калитку» поначалу пела так, как она. На радио сохранились какие-то ее записи, можно послушать.
А вот записей тети Кетеван, просто выдающейся певицы, не существует. Ей муж не разрешил.
Иногда думаю, откуда все это пошло? Наверное, гены. Дедушкина мать была профессиональной певицей. У нее был свой салон.
Мой любимый дедушка, мамин отец, Александр Микеладзе, умер в 82 года, в 1960 году. Я тогда уже была замужем. Помню, как он сидел, читал Канта и что-то отмечал красным карандашом. У него была красивая седая борода, очень ухоженные руки, потрясающая осанка, из дому он всегда выходил с тростью. По воскресеньям на улицу для него выносили стул, он выходил и садился. Вы не представляете, какое ему выказывали уважение. «Бабу («дедушка» в переводе с грузинского. — Прим. И.О .) Саша» его называли.
Тетки тоже были очень красивы, это все в Тбилиси знают. Не все успели получить образование. Раньше, совсем давно, женщинам не спешили давать образование. Они выходили замуж и хорошо жили, ухаживали за детьми. Большей частью все ограничивалось домашним обучением.
Моя мама училась в музыкальной школе. Ей хорошо давались и науки, она поступила в университет на геологический факультет. Но после того, как родилась я, оставила все. Ради меня.
Мама была рядом со мной до своего последнего дня. Ее все обожали, она была яркой личностью. Мудрая очень. Ее звали Ольгой. А няня называла ее Цабу. У всех девочек были няни и свое второе имя. Что значит «Цабу» я не знаю. Тетку Кетеван называли Кетушей и Кетуния. Тинатин была почему-то Гогола. Мариам называли Марусиа.
Мои тетки были очень похожи на своих красивых родителей. А я всегда была очень некрасивой. Может, что-то общее только с бабушкой было.
Как-то в Ленинграде я пела «Отраду» и меня сняли на пленку. Тогда мы еще не знали, что это называется клипом. Высоко зачесали волосы, надели элегантное платье с поясом и закрытой шеей, кулон на грудь повесили. Мои тетки, когда увидели запись, начали плакать: «Мы увидели свою мать!»
Тетю Тинатин я обожала — она была очень красивой, с большими глазами. Я любовалась на ее руки, ногти, всегда с маникюром. Ей говорили: «Гогола, кажется, Нани на тебя похожа». А я была… с большом носом, рот какой-то несуразный, челка. Страшная, одним словом! И когда тетке говорили, что я на нее похожа, она отвечала: «И что мне теперь, застрелиться?»
Она шутила, но я так к этому привыкла, что никаких претензий к своей внешности у меня не было. Ни к чему претензий не было. Кроме пения.
Мама всегда пела вместе с сестрами. Одна из них, Кетеван Микеладзе, была профессиональной певицей. Очень популярной в свое время. Ей только исполнилось 18 лет, когда она попала в Москву на Декаду грузинского искусства.
Стоял 1937 год. Пела тетка очень хорошо. Есть люди с хорошими голосами, но это еще не значит, что они умеют петь. А тетка могла. Она выступала в народном ансамбле, которым руководил отец Кахи Кавсадзе — Сандро. После концерта Сталин устроил банкет, на который пригласили всех участников декады. Как любой грузин, он хорошо пел — у него был хороший слух и голос. И он запел народную песню — ту, где мальчик и девочка подыгрывают друг другу. Там есть такие слова, переводятся как «Хоть бы мы с тобой да обнимались, хоть бы мы с тобой да целовались».
И вот поет Сталин эту песню. И кто-то должен на его «Эй ты, гого» (девочка) ответить: «Эй ты, бичо» (парень). Но все словно языки проглотили — какая бы ни была песня, это все-таки Сталин.
И вдруг моя тетка — а она всегда была довольно своевольная, худенькая, хорошенькая — вышла и ответила ему. Наступила гробовая тишина. Все испугались: что будет? А Сталин пришел в восторг, они допели до конца. Кетеван потом дали орден. У меня есть фото, на котором Калинин, который тогда раздавал награды, вручал тетке орден. А после того, как она вернулась в Тбилиси, ей еще дали и квартиру.
Мне вообще в Тбилиси, конечно, везло на встречи. И не только с людьми знаменитыми. Одним из потрясений стало знакомство с судьбой тифлисской красавицы княжны Бабо Дадиани.
Вместе с мужем Александром Масхарашвили в феврале 1921 года она, как и тысячи других грузин, проделала горький путь вынужденных эмигрантов, покидая Родину. Но в эмиграции, пусть и весьма благополучной, Бабо и Александр выдержали всего пару лет. И вернулись в Грузию, которой теперь правили большевики. Муж Бабо рассуждал: «Что со мной могут сделать новые правители, если я буду честно работать?»
Коммунисты смогли — семья Дадиани-Масхарашвили была четыре раза репрессирована, ее главу расстреляли, саму Бабо с детьми несколько раз выселяли из дома, а в конце концов отправили в ссылку в Казахстан.
Не стану пересказывать все перепетии, которые пришлось пережить этой великой женщине. Я о ней написал книгу «Тупик Сталина».
А еще снял документальный фильм, на котором, собственно, и состоялось мое незабываемое сотрудничество с Брегвадзе.
Когда сценарий фильма был закончен, я долго думал о том, кто прочтет закадровый текст. В его основу легли пронзительные строки из дневника Бабо Дадиани, который она вела на протяжении всей жизни. Последними словами этой великой грузинской женщины, потерявшей мужа, близких, состояние, была просьба ко Всевышнему простить всех тех, кто доставил ей невыносимые страдания.
Фильм я делал на русском языке. Но мне хотелось, чтобы текст читала именно грузинка.
Стояла осень 2009 года. Я находился в Кобулети, приморском городке неподалеку от Батуми. Кто-то из знакомых сказал, что в соседнем прибрежном городке, Гонио, отдыхают Нани Брегвадзе с сестрой.
Сомнения рассеялись: вот кто мог бы прочесть дневники княжны Дадиани! Через общих знакомых я отправил Нани сценарий. И уже на следующий день мы обсуждали, когда будем записывать ее закадровый голос.
Когда я поинтересовался у знакомых, какова должна быть сумма гонорара, мне ответили, что поскольку Нани — народная артистка СССР, то цифра должна быть солидной. Сама же Брегвадзе, когда речь зашла о финансовой стороне дела, возмутилась: «Для меня участвовать в этом проекте — дело чести. Единственное, что вы должны иметь в виду — я дала сценарий своим знакомым. Его страницы и так уже все в слезах, так что вряд ли они могли вам пригодиться. Для работы мне понадобится еще один экземпляр».
Ознакомительная версия.
