Как Гоголь притворился сумасшедшим
В Нежинской гимназии хотя и редко, но применялись телесные наказания. Нестор Кукольник вспоминал, как однажды, еще в нижних классах, Гоголь чем-то провинился и, чтобы избежать наказания, притворился сумасшедшим. «Плохо, брат! – сказал ему кто-то из товарищей. – Высекут!» – «Завтра!» – отвечал Гоголь. Но приговор утвержден, явились классные надзиратели. Вдруг Гоголь вскрикивает так пронзительно, что все пугаются, и… сходит с ума. Подымается суматоха. Гоголя ведут в больницу.
Директор гимназии Иван Семенович Орлай дважды в день навещает его. Гоголя лечат, друзья ходят к нему в больницу тайком и возвращаются с грустью: помешался, решительно помешался! Словом, до того искусно притворился, что все были убеждены в его помешательстве.
И когда после двух недель успешного лечения его выпустили из больницы, приятели долго еще поглядывали на него с сомнением и опасением.
Тимофей Пащенко вспоминал, что в гимназии у них был товарищ, Михаил Риттер, – большого роста, чрезвычайно мнительный и легковерный юноша. У него был свой лакей, старик Семен. Гоголя заинтересовала чрезмерная мнительность товарища, и он выкинул с ним такую штуку. «Знаешь, Риттер, – сказал он, – давно я наблюдал за тобою и заметил, что у тебя не человечьи, а бычачьи глаза. Но все сомневался и не хотел говорить тебе, а теперь вижу, что это несомненная истина». Товарищ подходит несколько раз к зеркалу, пристально всматривается, изменяется в лице, а Гоголь приводит всевозможные доводы и наконец совершенно уверяет его, что у него бычачьи глаза.
Дело было к ночи. Лег несчастный Риттер в постель, не спит, ворочается, тяжело вздыхает, и все представляются ему собственные бычачьи глаза. Ночью он вдруг вскакивает с постели, будит лакея и просит зажечь свечу. «Видишь, Семен, – спрашивает он, – у меня бычачьи глаза?» Подговоренный Гоголем лакей отвечает: «И впрямь, барин, у вас бычачьи глаза!» Риттер окончательно растерялся и упал духом. «Ах, Боже мой! Это Гоголь сделал такое наваждение!»
Вдруг поутру суматоха. «Что такое?» – «Риттер сошел с ума! Помешался на том, что у него бычачьи глаза!» – «Я еще вчера заметил это», – говорит Гоголь с такою уверенностью, что трудно было не поверить. Бегут и докладывают о несчастье директору Орлаю, а вслед является и сам Риттер и горько плачет: «Ваше превосходительство! У меня бычачьи глаза!» Ученейший и знаменитейший доктор медицины Иван Семенович Орлай флегматично нюхает табак и, видя, что ученик действительно рехнулся, приказывает отвести его в больницу. И повели бедного Риттера в больницу, в которой он пробыл целую неделю, пока не излечился от мнимого сумасшествия и мнительности.
Однажды Гоголь, прогуливаясь по аллеям лицейского сада, толкнул плечом одного из воспитанников, на что тот сказал ему: «Дурак!» – «Ну, ты умный, – ответил Гоголь, – и оба мы соврали…»
В декабре 1828 года Гоголь вместе со своим школьным товарищем Александром Данилевским прибыл в Петербург. С собой он привез поэму «Ганц Кюхельгартен», написанную, как сказано на заглавном листе, в 1827 году. Гоголь скрыл свое раннее произведение под псевдонимом В. Алов. Напечатал его на собственный счет и раздал экземпляры книгопродавцам на комиссию. Он тогда жил со своим земляком и соучеником по гимназии Николаем Прокоповичем, который один и знал, откуда взялся «Ганц Кюхельгартен». Для других знакомых Гоголя это оставалось тайной.
Некоторые из писателей, в том числе Петр Александрович Плетнев, которого Гоголь знал тогда еще только по имени, получили по экземпляру его поэмы; но автор не обозначил, от кого была прислана книжка. Он как бы спрятался за своим псевдонимом и ждал, какие будут отзывы о его поэме. Но знакомые молчали или отзывались о «Ганце…» равнодушно, а критик Николай Полевой прошелся по нему в своем журнале насмешкой, от которой сердце юноши-поэта невольно исполнилось скорбью. Он понял, что стихи – не его род сочинений, и отправился со своим верным слугой Якимом по книжным лавкам, где отобрал у книгопродавцев экземпляры книги и сжег все до одного.
Известно, что Гоголь по нескольку раз переписывал свои произведения, каждый раз внося в текст существенные исправления и добавления. Поэт и переводчик Николай Васильевич Берг в своих воспоминаниях приводит слышанное им самим от Гоголя поучение, как надо писать. «Сначала нужно набросать все как придется, хотя бы плохо, водянисто, но решительно все, и забыть об этой тетради. Потом через месяц, через два, иногда более (это скажется само собою), достать написанное и перечитать: вы увидите, что многое не так, много лишнего, а кое-чего и недостает. Сделайте поправки и заметки на полях – и снова забросьте тетрадь. При новом пересмотре ее новые заметки на полях, и где не хватит места – взять отдельный клочок и приклеить сбоку. Когда все будет таким образом исписано, возьмите и перепишите тетрадь собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добавки, очищения слога. Между прежних вскочат слова, которые необходимо там должны быть, но которые почему-то никак не являются сразу. И опять положите тетрадку. Путешествуйте, развлекайтесь, не делайте ничего или хоть пишите другое. Придет час – вспомнится заброшенная тетрадь: возьмите, перечитайте, поправьте тем же способом, и когда снова она будет измарана, перепишите ее собственноручно. Вы заметите при этом, что вместе с крепчанием слога, с отделкой, очисткой фраз – как бы крепчает и ваша рука; буквы становятся тверже и решительнее. Так надо делать, по-моему, восемь раз. Для иного, может быть, нужно меньше, а для иного и еще больше. Я делаю восемь раз. Только после восьмой переписки, непременно собственною рукою, труд является вполне художнически законченным, достигает перла создания».
«Творить без любви нельзя»
Екатерина Александровна Хитрово, одесская знакомая Гоголя, передает сказанные им слова: «Если мысли писателя не обращены на важные предметы, то в нем будет одна пустота. Надобно любовью согреть сердца; творить без любви нельзя… А что без любви написано, то холодно. Иногда бывает самодовольство: делаешь что-нибудь хорошо, доволен собою, а после увидишь, как недостаточно…»
Под гром бильярдных шаров
