Победив Артура Сторера в драке, Исаак Ньютон решил победить его в учебе. Но стоило ему как следует взяться за книги — и он легко победил не только Артура, но и всех остальных мальчишек. Он стал первым учеником в классе.
— Ах, Ньютон, Ньютон, — частенько говорил ему учитель Стокс, качая головой, — если бы ты не тратил столько времени на всякие бесполезные игрушки, ты мог бы стать лучшим учеником школы.
И что вы думаете?! Мой хозяин вскоре стал им! Но вовсе не потому что ему надоели игрушки. А потому что он увлекся наукой. Не мне, перочинному ножу, рассуждать о науке. Но зато я могу рассказать о моем хозяине.
К нему постоянно обращались соседи с одним и тем же вопросом:
— Сколько сейчас времени?
И мой хозяин отвечал им, называя время с точностью до четверти часа. Потому что умел строить модели солнечных часов. Из стен дома аптекаря торчало множество колышков. Между колышками были натянуты веревочки — для измерения длины теней колышков в разные дни и разное время. Когда не было солнца, хозяин пользовался водяными часами, которые тоже сделал сам. К деревянной коробке он прикрепил шкалу времени и стрелку. Стрелку присоединил к деревяшке. Деревяшку поместил в сосуд с водой, в котором проделал отверстие. Вода по капле вытекала из сосуда. Деревяшка опускалась все ниже, поворачивая стрелку. Вот и вся хитрость, а поробуйте-ка сделайте сами!
Помню, над Грэнтэмом разразилась буря. Все жители в страхе забились под крыши своих домов. Но мы с хозяином были не из робкого десятка! Мы смело вышли навстречу буре.
— Исаак, ты сошел с ума! Вернись сейчас же! — кричал нам аптекарь.
— Исаак, будь осторожен! — кричала нам мисс Сторер.
Но хозяин их не слышал. Выбежав на улицу, он сделал отметки на мокром песке и стал прыгать по ветру и против него. Потом он измерил длину прыжков и стал прыгать снова и снова.
— По ветру я прыгаю в несколько раз дальше, чем против ветра, — бормотал он про себя, возвращаясь домой.
Вода стекала с хозяина ручьями, но для него это не имело никакого значения. Ведь это был научный эксперимент для определения скорости ветра — так он объяснил мисс Сторер.
Хозяин любил помогать аптекарю Кларку в его работе. И я его понимаю. Даже мне, перочинному ножику, это было интересно! На аптечных полках стояли склянки, банки и коробочки с таинственными веществами, которые, смешиваясь, меняли цвет, пузырились, взрывались или выпускали в воздух вонючий газ.
Аптекарь был человеком ученым. Он собрал большую библиотеку. Мы с хозяином проводили там много часов. Хозяин читал толстые книги и говорил мисс Сторер, что хочет изучать все науки: ботанику, анатомию, математику, астрономию.
Я, конечно, не так хорошо разбираюсь в искусстве, как какая-нибудь кисточка. Но мне кажется, у хозяина был талант художника. Он много рисовал, и у него это здорово получалось. Если бы вы видели, какие красивые рисунки он делал углем на стенах и красками на бумаге. Он изображал людей и птиц, деревья и корабли. Лично мне больше всего нравился портрет учителя Стокса.
Учитель Стокс сыграл большую роль в нашей с хозяином судьбе. Он считал, что Исаак Ньютон должен обязательно поступить в университет. Учитель обещал подготовить его к университету и сдержал свое слово. Мой хозяин вскоре стал студентом Тринити-колледжа Кембриджского университета. Любой перочинный нож гордился бы, если б его хозяин поступил в такой знаменитый университет, и помогал бы ему во всех его университетских делах по мере своих перочинных сил.
Но, увы, хозяин не взял меня с собой, а подарил на прощание своему младшему брату Бенджамену. Скрывать не стану, сначала я был этим огорчен. Но потом понял, что хозяин прав: такой перочинный ножик, как я, должен лежать в кармане у мальчишки.
Так началась у хозяина и у меня новая жизнь.
История третья, рассказанная упавшим яблоком
Трудно встретить на Земле грамотного человека, который не знал бы мою потрясающую историю. Она приводится в десятках тысяч толстых и тонких книжек. Ее рассказывают учителя на уроках во всех школах мира. О ней помнят ученые всех национальностей, когда совершают свои открытия. Моя история так и называется: «Легенда о яблоке». Это обо мне, обо мне! Сейчас я расскажу вам, как было дело.
Началось все с того, что я висело на дереве. Точнее, на яблоне. Еще точнее — на ее самой верхней ветке. Ах, как жаль, что вы не можете хотя бы на секундочку стать яблоками и повисеть там, высоко-высоко, в зеленой листве, грея румяные щечки под лучами доброго теплого солнышка. Вокруг расстилаются необозримые дали родного Линкольншира. Зеленеют сочные луга, белеют стада овец, поблескивают излучины Уитэма, заросшего по берегам осокой. Вокруг шелестят листвой родные сестры моей матери-яблони. Их ветки усыпаны крупными спелыми яблоками. Прошу обратить на это особое внимание: яблок очень много, и все они спелые. Но об этом немного позже.
Итак, я, как обычно, висело и глазело по сторонам. С моей ветки был хорошо виден Манор-хауз — старый двухэтажный дом под черепичной крышей. Над крышей поднимались две высокие трубы. Я, как и все другие яблоки, знало, что это дом владельцев нашего сада. Главной среди них была госпожа Анна. Она жила в доме вместе со своими детьми и слугами. Не так давно из Кембриджа приехал ее старший сын Исаак. Не он один покинул университет. Занятия были прекращены из-за страшной эпидемии чумы, захватившей чуть ли не половину Англии.
Яблокам чума не страшна. А для людей это хуже, чем топор для яблони. Люди бегут от чумы без оглядки, стараясь спрятаться в тихих безопасных местах вдали от городов. Бежал и сын госпожи Анны. Синицы подслушали, как он рассказывал о своем путешествии. На дорогах стояли военные кордоны, чтобы не пропускать беженцев — ведь они могли быть уже больны чумой и заразили бы других людей. Сыну госпожи Анны пришлось пробираться верхом по лесной дороге, стараясь не попасться на глаза солдатам. Когда он добрался до Манор-хауза, его мать прокалила его вещи и одежду над огнем, чтобы никто в доме не заболел.
Те же синицы, которые везде суют свои любопытные клювы, доложили нам, что сын госпожи Анны ведет себя очень странно. Он привез с собой кучу самых загадочных вещей: каких-то прозрачных стеклышек разной формы, блестящих металлических зеркалец, непонятных приборов. Целыми днями он читает книги, возится со своими стеклышками или что-то чертит, двигая по бумаге тяжелые медные линейки. Частенько поздним вечером синицам надоедает наблюдать за ним через окно, и они отправляются спать. Когда же утром они опять прилетают на знакомый подоконник, то застают его в том же положении — сидящим в кресле у стола, рядом с подсвечником, из которого торчат два крохотных оплывших свечных огарка.
