На палубе было не легче. Помощник капитана непрестанно отдавал команды. Кажется, он говорил, что двигаться полезно. Я был согласен на все, лишь бы выбраться из ужасного кубрика. Когда к горлу подступала тошнота, я подходил к люку, высовывал наружу голову и получал мгновенное облегчение, как от лучшего рвотного средства.
Так продолжалось два дня.
Среда, 20 августа. Сегодня утром наша вахта была с четырех до восьми. Выйдя на палубу, мы увидели, что все сильно изменилось к лучшему. Ветер и море успокоились, появились яркие звезды. Изменилось и мое самочувствие, хотя я все еще был очень слаб от морской болезни. Стоя на шкафуте с наветренного борта, я наблюдал за постепенным зарождением дня и первыми полосами ранней зари. О восходах в море написано очень много, но ни один из них не может сравниться с утром на суше. В море недостает пения птиц, говора проснувшихся людей, первых скользящих лучей солнца, освещающих деревья, холмы, колокольни и крыши домов, — всего, что так оживляет и одухотворяет рассвет. Здесь нет никакого пейзажа. Восход солнца в море являет собой непревзойденное — тоскливое и печальное — зрелище.
В первых серых полосах, протянувшихся вдоль горизонта и отбрасывающих едва заметный свет на поверхность вод, есть нечто меланхолическое; в сочетании с беспредельностью океана и его непостижимыми глубинами рассвет вызывает чувства одиночества и щемящей тоски, с которыми не может сравниться ничто другое в природе. Постепенно, по мере того как свет становится ярче, меланхолия проходит, и когда встает солнце, начинается обычный день в море.
Мои размышления были прерваны командой помощника: «Пошел все на бак! Баковую помпу изготовить!» Я понял, что здесь не полагается мечтать и мы должны браться за дело, как только начинает светать. Вызвав наверх всех «бездельников», а именно плотника, кока и стюарда, и вооружив помпу, мы принялись скатывать палубу морской водой. Эта процедура совершается в море каждое утро и занимает около двух часов. У меня едва хватило сил, чтобы выдержать ее до конца. Когда мы справились с этим, пролопатили палубу и уложили все снасти в бухты, я уселся на запасное рангоутное дерево в ожидании семи склянок, служивших сигналом к завтраку. Вахтенный помощник, заметив мою ленивую позу, велел мне смазать грот-мачту от топа до палубы.
Судно все еще немного покачивало, а я уже три дня ничего не ел и хотел было ответить, что не лучше ли приняться за дело после завтрака, но понял — надо именно сейчас «брать быка за рога», и если я проявлю хоть малейший признак малодушия или нерасторопности, то сразу же и окончательно погибну. Поэтому ничего не оставалось делать, как взять ведерко с салом и лезть на бом-брам-стеньгу.
Качка, которая усиливается, чем выше вы поднимаетесь, запах сала, раздражавший мое утонченное обоняние, сызнова вывернули мой желудок, и я немало радовался, когда закончил работу и вернулся на относительно устойчивую палубу. Через несколько минут пробило семь склянок, был вытравлен лаг, вызвана вахта, и мы отправились завтракать. Не могу не вспомнить здесь совет нашего простодушного африканца-кока. «Теперь, парень, — сказал он, — тебя как следует вычистило и у тебя в трюме не осталось ни капли береговой воды. Ложись-ка на другой галс и принимайся за добрую и здоровую солонину. Даю слово, на ребрах у тебя нарастет и ты будешь ничем не хуже других еще до того, как мы подойдем к Горну». Его совет пригодился бы и многим пассажирам, которые пробавляются бесполезными деликатесами, заготовленными специально на случай морской болезни.
Невозможно описать перемену, произведенную во мне полуфунтом холодной солонины и парой галет. Я словно родился заново. Находясь до полудня на подвахте, когда можно было выкроить для себя немного времени, я раздобыл у кока солидный кусок твердой солонины и без устали глодал его. Когда мы вышли на палубу, я чувствовал себя почти как настоящий мужчина и мог уже с заметным воодушевлением начинать обучаться своему морскому ремеслу. Около двух часов пополудни с мачты раздался громкий крик впередсмотрящего: «Вижу парус!» — и скоро с наветра появились два судна, шедшие нам наперерез. Я впервые видел суда в море и подумал, что ни одно зрелище не может быть столь захватывающим и превзойти это по красоте. Суда прошли с подветра достаточно далеко от нас, чтобы их можно было окликнуть, но капитан смог прочесть их названия в подзорную трубу. Это были корабль «Элен Map» из Нью-Йорка и бриг «Мэрмэйд» из Бостона. Оба держали на вест, направляясь к нашей дорогой родине.
Четверг, 21 августа. Сегодня ясный восход, попутный ветер, вокруг все светло и радостно. Я успел «оморячиться» и начинаю постигать свои обязанности. Около шести склянок, то есть в три часа пополудни, слева по курсу заметили парус. Мне, как любому новичку, очень хотелось поболтать со встреченными коллегами. Судно приблизилось к нам, обстенило грот-марсель, и оба корабля легли в дрейф, кланяясь на зыби друг другу, словно пара боевых коней, сдерживаемых наездниками. Это было первое судно, которое я видел в море вблизи, и меня поразило, как сильно оно качалось при таком спокойном море. Оно то зарывалось носом, то медленно оседало в море кормой, и тогда вздымался его форштевень, обнажая блестящую медную обшивку. Палубы «незнакомца» были полны пассажиров, которые, услышав крики: «Парус! Парус!», тоже вышли наверх посмотреть на нас. По своему внешнему виду они походили на швейцарских и французских эмигрантов. Сначала нас окликнули по-французски, но, не получив ответа, перешли на английский. Это была «Каролина», шедшая из Гавра в Нью-Йорк. Мы просили сообщить о нас: бриг «Пилигрим», пять суток из Бостона, на пути к северо-западному побережью Америки. После этого «Каролина» наполнила ветром паруса и оставила нас бороздить в одиночестве водную пустыню.
Существует особый порядок переговоров между судами в море: «Что за судно?» — «„Каролина“, из Гавра, направляюсь в Нью-Йорк. Кто вы?» — «Бриг „Пилигрим“, Бостон, рейсом в Калифорнию, пять суток из порта». Если нет надобности в каких-нибудь добавочных сведениях или просто нет времени, эта форма остается почти всегда неизменной.
День завершился прекрасно. Установилась благоприятная, устойчивая погода, потянулась рутина морских будней, нарушаемая только штормами, появлением паруса или земли на горизонте.
Глава III
Порядки на судне
Хорошая погода установилась надолго, и никакие происшествия не нарушали однообразия нашей жизни. Поэтому лучше всего именно сейчас описать порядки, правила и обычаи на американских торговых судах, прекрасным образцом которых был наш бриг.
