Ознакомительная версия.
– Когда станет тяжело дышать, вместо того чтобы выбраться из кабины, ты сгоришь, как фитиль, потому что в таком костюме не шибко развернешься!
– О чем это ты? – спросил я.
– Такое иногда случается. К примеру, если рванет топливный бак! – ответил он.
В дальнейших объяснениях я не нуждался!
Глава 2
ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ НАЧИНАЮТСЯ
Практический курс моего обучения в качестве пилота истребителя начался в тот же самый день, и именно эта часть занятий оказалась наиболее опасной, хотя все началось вполне безобидно; на этот раз нам предстояло освоить легкие планеры. С самого начала они были хорошо известны под названием «грюнау бэби» и «краних», но очень скоро нас перевели в категорию «хабихт», за маленький размах крыльев. За счет уменьшенного размаха скорость при приземлении возрастала, и наш так называемый «штуммель-хабихт» садился на скорости 62 километра в час, которая для планера была вполне достаточной. В дальнейшем на «Ме-163А» мы садились со скоростью около 100 километров, а идеально оснащенный «Ме-163В» – истребитель «комета» – касался земли, имея скорость 137 километров в час! В сущности, такая посадка осуществляется без выпускания шасси, так как «комета» сбрасывает свое шасси, едва оторвавшись от земли.
Такому высокоскоростному приземлению сопутствовали проблемы, а именно тот факт, что если пилоту машины не удавалось с первого раза удачно посадить самолет, то у него не было шанса пойти на повторный круг, как у обычного самолета. Не имело значения, с какой высоты и с какого направления он заходил на посадку; в любом случае он должен был рассчитать все таким образом, чтобы сесть максимально мягко.
Итак, начались наши учения. Нам предстояло стать такими специалистами, чтобы без вреда для планера посадить его, не ошибившись ни в чем.
Каждый летчик знает: научиться летать лишь немногим сложнее, чем научиться сажать машину! Инструктор, обучая навыкам, требующимся при посадке, одновременно рассказывает множество других важных вещей. Управлять простым самолетом в безоблачную погоду легче, чем помогать бабушке сматывать шерсть в клубок, но когда нужно сажать машину, вот тут может возникнуть путаница. К сожалению, «Ме-163» был одноместным самолетом; видимо, при всей изобретательности конструкторов, им не хватило смекалки, куда же можно установить второе сиденье в этом крошечном самолете.
Тогда, в Бад-Цвишенане, нам больше рассказывали, нежели показывали на деле, как посадить этого маленького неподдающегося зверька.
Первое и самое основное, что нам следовала запомнить, было то, что при посадке необходимо очень мягкое касание. Несоблюдение этого правила означало не только повредить самолет; это бы наверняка привело к смещению позвонков у пилота! Нам рассказывалось, что «грязная» посадка или посадка вне периметра аэродрома запросто может привести к необратимым последствиям для пилота или перелому крыла у самолета; также машина могла скапотировать, и в результате воспламенения ракетного топлива, оставшегося в баках, летчик не имел никаких шансов к спасению. В случае грубой посадки опасность взрыва была не просто реальной, а скорее всего вероятной. Естественно, я очень хорошо понимал суть этого так называемого волнительного разговора, нужного для того, чтобы немного сбить спесь и убавить самомнения у беззаботных молодых кандидатов, бесстрашно готовых к полетам. Но в то же время даже старшие по возрасту и более опытные бойцы чувствовали, что все не так легко и просто, как выглядит на первый взгляд. У меня было ощущение, будто я только что появился на свет; я чувствовал себя беззащитным дураком, не представляющим, как себя вести и что делать. Эта смесь перекиси водорода и гидрата водорода, а еще метилового спирта могла всем нам, и опытным военным, и новичкам, обеспечить бесплатный проход на тот свет.
Я сразу познал на собственном опыте очень неприятное чувство беззащитности. Находясь в ангаре для истребителя, я был вместе с двумя нашими техниками, Элом и Отто, которые демонстрировали мне, какова мощь горения ракетного топлива.
Отто положил поддон на пол ангара и осторожно разлил в две или три небольшого размера емкости жидкость белого цвета. Потом он отступил и капнул несколько капель другой жидкости в те же емкости. Результат не заставил себя ждать – свист, хлопок и черное пламя появились одновременно! Вообще-то меня не так просто испугать, но, когда Эл отметил, что «комета» несет в себе две тонны такой гремучей смеси, цвет моего лица сделался неестественно белым. Еще он добавил, что у «Ме-163А» топливо подразделяется по названиям на буквы Т и Z, принимая во внимание, что «Ме-163В» носили в названии своего топлива буквы Т и С. Истинная же сущность состава горючего, скрытая под аббревиатурой, была узнана мной спустя много лет, в действительности уже после войны. Мы были как малые дети, которые, не спрашивая, ели все, что нам с ложки кладут в рот.
После того как демонстрация горючего была закончена, Отто, наклонившись над поддоном, окунул большой палец в жидкость.
– Не желаешь попробовать? – спросил он. – Окуни палец быстро.
Я макнул кончик пальца в жидкость и сразу же вытащил. Через несколько секунд он побелел, и стало жечь кожу. Отто уже засунул палец в рот и, смеясь, посоветовал мне последовать его примеру, если я хоть немного беспокоюсь за свой палец. Не мешкая, я засунул обожженный палец в рот, и почти тут же слюна нейтрализовала ожог.
Вечером у меня появилась возможность остаться в одиночестве. Фритц и Герберт ушли куда-то за пределы части, и я не придумал ничего лучше, как прогуляться в Бад-Цвишенан. Благородного вида уже немолодой человек, внешне похожий на Бисмарка и Вильгельма II одновременно, присел за мой столик в маленьком ресторанчике, и спустя какое-то время мы разговорились. Сначала поболтали о погоде и обсудили новости с фронта, обрывисто, кто что знал, а потом, неожиданно, он перегнулся через стол и, приблизившись губами к моему уху, попросил меня подойти к другому входу ресторана. Я очень удивился, но он настаивал, добродушно глядя на меня и по-отечески приговаривая:
– Пойдем, пойдем. Скажи мне, друг мой, сможешь ты пролететь вон там завтра?
Выражение моего лица сделалось еще более загадочным, а пожилой джентльмен прошептал с конспираторским видом:
– Всем известно, что скоро случится. Ты ведь летаешь над британским побережьем, не так ли?
Я пожал плечами, а мой собеседник кивком подозвал официанта и шепнул ему на ухо что-то, а затем, снова повернувшись ко мне, произнес:
– Ты можешь ничего не рассказывать мне, но мы-то видим все каждый день. Самолеты улетают и никогда не возвращаются назад, а еще от них такой страшный шум!
Ознакомительная версия.
