Александр Карлович Тарковский, отец Арсения и дед Андрея, родился в 1861-м, в год отмены в России крепостного права. Когда мальчику было 10 лет, его родители в один день умерли от холеры. В юности Александр увлекался народовольческими идеями и был арестован по делу о покушении на харьковского генерал-губернатора. Под стражу Александр Карлович был взят со студенческой скамьи (он учился на юридическом факультете Харьковского университета).
По приговору суда два года Александр Карлович пробыл в одиночном заключении и еще пять лет – в общем тюремном, после чего был сослан на 10 лет в селение Тунку (Туруханский край, 300 верст от Якутска).
До ссылки и тюрьмы он был женат на Александре Андреевне Сорокиной – она была арестована одновременно с мужем, но вскоре вышла на свободу и, родив девочку Лену (Леониллу), умерла от холеры.
– В ссылку к отцу, – рассказывал Арсений Тарковский, – ездила очень любившая брата «Сашеньку» тетя Вера Карловна. Когда отца возили по тюрьмам из города в город, она сопровождала его и в далекую Тунку. Отец говорил, что самой тяжелой тюрьмой была орловская, даже тяжелей Петропавловской крепости, где он тоже сидел.
После всех тюрем, вернувшись в Елизаветград и находясь под гласным надзором полиции, бывший народоволец остепенился и вполне благополучно служил в городском банке.
Александр Карлович знал латынь, греческий, французский, немецкий, английский, итальянский, польский, сербский языки. Перед войной 1914 года к нему стал ходить какой-то «раввинообразный» еврей: Александр Карлович взялся за древнееврейский.
На матери Арсения, Марии Даниловне Рачковской, Александр Карлович женился в 1902 году. От этого брака родились Валерий (в 1903 году) и Арсений (в 1907-м).
Еще у Александра Карловича была дочь от первого брака. Вот что вспоминал Арсений о сводной сестре Лене.
Она хотела выйти замуж за одного итальянского скульптора, которого звали Ропалло. Он очень любил сестру и подарил нам обезьянку. Ее назвали Донька. Это значит «дочка». Отец кричал:
– Я не позволю, чтобы моя дочь вышла замуж за итальянского шарманщика! А она кричала:
– Он не шарманщик, он скульптор! Он изваял «Вакханку», которую купили Моисеевы!
А отец в ответ кричал:
– Моисеевы купят что угодно, если слепить и сказать, что это ВАКХАН-Н-Н-КА!
А мама говорила, что не потерпит животных в доме, потому что от них по комнате скачут блохи. Однажды сестра пришла с урока музыки, а мама опять стала говорить, что не потерпит животных в доме. Тогда сестра разорвала свою нотную тетрадь и закричала:
– За Ропалло замуж нельзя, животных в доме нельзя – ничего нельзя!
Вверху: Мария Даниловна с детьми. Елизаветград. 1911 год
Внизу: Арсений и Валерий Тарковские. Елизаветград. На обороте фотографии рукой Арсения выведена дата: 1912 год
В Бога Александр Карлович не верил. Когда по большим праздникам в дом приходили священники с причтом, он сердился, потирал руки и повторял: «Златые одежды». Правда, раз в году – в страстной четверг – церковь все-таки посещал.
На службе Александра Тарковского любили за ученость и добрый нрав. К концу империи он был товарищем (то есть заместителем, по терминологии той эпохи) директора банка. В должности директора его не утверждали, несмотря на большой авторитет в этой области. По проекту Александра Карловича и одного из его сослуживцев был выпущен какой-то выгодный заем, за что они получили большую премию. Под предлогом этого проекта хлопотали об освобождении Тарковского из-под надзора полиции, но дело кончилось ничем.
От надзора Александра Карловича освободила революция.
В плену у атаманши
Елизаветград. 1917-1919
В феврале 1917-го в России свергли царя.
– Дети, – сказал Арсению и Валерию отец, – свершилось то, ради чего я столько лет провел в тюрьмах и ссылке. Но дело сделано только наполовину. Посмотрим, что будет дальше.
А дальше было вот что. Готовилось Учредительное собрание. Дома и заборы обклеили плакатами с призывами избирать то первый, то второй, то третий, а то десятый блок. В город стали прибывать солдаты с фронта. На мельнице Деревянского объявили забастовку. Соседка Тарковских, учительница женской гимназии Ангелина Евгеньевна демонстративно пустилась во все тяжкие: стала ездить с офицерами на извозчиках и при этом громко хохотать.
В амбаре у Тарковских рабочие устроили круподерню, где драли гречиху, чтобы бастующим рабочим было что есть. Дров не хватало, и Тарковские стали отапливать дом гречишной шелухой – с помощью особого приспособления, вставлявшегося в печку.
В городе образовались рабочие отряды. В начале ноября они арестовали некоторых промышленников и членов городской думы. В январе пришло известие, что в Петрограде большевики разогнали Учредительное собрание. Началась Гражданская война.
15-летний Валя Тарковский, как многие тогда на Украине, увлекся идеями анархистов и стал возвращаться домой поздно вечером. Глаза его блестели, как у кокаинистов. Он ходил в гимназию с семизарядным ковбойским кольтом на поясе. В ствол этого кольта Арсений без труда вставлял большой палец.
Домой к Тарковским явился директор гимназии Милетий Карпович Крыжановский и сказал Александру Карловичу:
– Ваш сын является в гимназию вооруженным. Я дал ему понять, что это запрещено правилами для учащихся. Он заявил мне, что в правилах этого нет. Однако же это вытекает из них по логике вещей, хотя и не говорится напрямую. Ваш сын объясняет свое поведение тем, что он член комитета анархистов и без оружия не имеет права ходить по городу. Я не оспариваю тот факт, что мы живем в очень тревожное время, но моя гимназия и – огнестрельное оружие!
Александр Карлович и директор заперлись в кабинете, а Валя сказал Арсению: «Айда к тете Вере!» И они потихоньку ушли из дома.
У тети Веры, жившей за вокзалом, в этот вечер гостила Лена, сводная сестра Валерия и Арсения. Сестру и братьев поили сладким горячим чаем. Разговор велся медленно, с большими паузами между фразами a la чеховская пьеса.
Тетя. Стреляют, опять стреляют! Десять правительств сменилось… Господи, когда же все это остановится!
Дядя. Никогда. Теперь вот Маруська Никифорова пришла. Ясное дело, что это временно.
Л е н а. А кто она такая?
Тетя. Говорят, ее мужа кто-то расстрелял, вот она и мстит всем подряд. Объявила себя анархисткой, бронепоезд захватила. А с собою повсюду возит сына. ну вот такого, как Арсик, не больше. [4]
Дядя. Любите вы, женщины, всякие романтические истории! А по мне, все просто – дорвалась баба, простая мещанка до власти и крушит все подряд. Ей сам процесс нравится, а что и зачем, она и не думает.
Л е н а. Тетечка, пойди в погреб, а то еще попадут в дом.
Тетя. А ты?
Лена. У меня еще дело есть. Вот дошью рукав и пойду.
Тетя. Нет, вроде все затихло… Почитай лучше, Леночка.
Лена. Да ты заснешь.
Тетя. Ну, засну. А ты все равно почитай.
Лена. Что читать-то?
Тетя. Да хоть «Баскервилльскую собаку». Валя, Арсик, может, вы еще чаю хотите?
Арсений. Нет, спасибо. Уже поздно, мы пойдем.
Тетя. Осторожно только! Лучше какими-нибудь задворками, вы же, мальчишки, хорошо их знаете.
Братья уходят. Валя старше Арсения на три года, у него уже пробиваются усы. Ходит он вразвалочку, подражая морякам.
На одной из улиц братьев останавливает патруль.
– Стой! Осадное положение!
– А вы кто такие? – спрашивает Валя.
– Первый украинский сводный полк имени товарища Федотовой.
Братьев ведут в кутузку – бывшее юнкерское кавалерийское училище, где не так давно преподавал математику их дядя Саша. Мальчишек запирают в одной из комнат, и они долго сидят в темноте с какими-то людьми. Наконец издалека слышатся голоса:
