– Алик, перестаньте, – остановила она меня. – Пусть роются. Мы это переживем. Не нам должно быть стыдно, а им.
Покончив с нашими личными вещами, полиция отправилась в дом.
Среди полицейских я почти сразу приметил невзрачную женщину. Она не принимала участия в обыске, не проронила ни слова, но старалась держаться поближе ко мне. Несколько раз я перехватывал ее внимательный взгляд, устремленный на меня, но не сразу понял, что она не просто молчала – она вслушивалась. Похоже, женщина знала русский язык и выполняла роль «подсадной утки». Она вполне могла выступить в качестве переводчика, но не помогала нам в общении. Судя по всему, ей было поручено слушать, не сболтнем ли какую-нибудь серьезную информацию, разговаривая друг с другом. Когда я понял это, мне стало вдвойне обидно: нас не только унизили, но еще и за полных кретинов держали...
Обыск продолжался почти четыре часа. Не понимаю, что они хотели найти. Наркотики? Оружие?
Под конец, устав от бессмысленного ожидания, я подозвал «старшего» и сказал, указывая на молчаливую женщину:
– Мне почему-то кажется, что синьора понимает по-русски.
«Старший» колебался несколько мгновений, признавать или не признавать мою правоту, и подал ей знак, приглашая подойти к нам.
– Почему вы все это устроили? – спросил я. – Что вы ищете? В чем обвиняете меня?
– Вас обвиняют в создании организованной преступной группы в Москве, – объяснил он через переводчицу. – Я из отдела по борьбе с оргпреступностью.
– Но я не имею отношения к организованной преступности! И я категорически возражаю против учиненного вами обыска.
– Синьор, я получил приказ и выполняю его. Полиция не своевольничает. Если у вас имеются претензии, то я рекомендую прямо сейчас отправиться к прокурору. Вот прочтите эти бумаги и распишитесь здесь.
– Я не стану ничего подписывать. Откуда мне знать, что вы подсовываете? Любая привезенная вами бумага должна быть на русском языке.
– Повторяю: если вы чем-то недовольны, обратитесь прямо к прокурору.
– Сначала я хочу связаться с моим адвокатом. Вы уже четыре часа находитесь здесь, перевернули все вверх дном, напугали моих гостей и даже не предложили мне позвонить адвокату.
– Извините, я упустил из виду, что вам необходимо переговорить с адвокатом. Посоветуйтесь с ним, как вам быть. Я же рекомендую не откладывать и побеседовать с прокурором сразу. Машина у нас есть...
– Куда надо ехать?
– В Венецию!
Услышав это, мы переглянулись.
– Почему так далеко? – спросил я.
– Мы приехали из Венеции, – с прежней вежливо-издевательской улыбкой пояснил «старший».
– Полная ерунда! – Я попытался засмеяться, но не получилось. – Это четыре часа на автомобиле! Неужели нет полицейского участка поближе?
– Мы приехали к вам из Венеции, господин Тохтахунов, – повторил мой собеседник. – Мы не имеем права везти вас в другое место. Если вам нужно переговорить с прокурором, то придется поехать в Венецию.
Мне показалось, что он не просто так настаивал на встрече с прокурором. Возможно, не желал говорить чего-то во всеуслышание? Я внимательно посмотрел на него и кивнул.
– Может быть, поеду...
Потом я позвонил адвокату, и тот заверил меня, что ко мне не могло быть претензий ни у кого и что в ближайшее время недоразумение будет улажено.
– Так что, ехать мне в Венецию? – уточнил я у адвоката.
– Наверное, лучше поехать, если они настаивают.
– Похоже, что настаивают, – сказал я и повернулся к «старшему». – Куда идти?
– Машина за воротами. – Подумав, он добавил: – На всякий случай возьмите с собой какие-нибудь вещи.
– Зачем? Мы же только поговорить едем, не так ли?
– На всякий случай, синьор...
Это меня насторожило. Холодная волна беспокойства прокатилась по телу. До той минуты я думал, что произошла досадная ошибка: в прессе появлялось много нелицеприятных и откровенно злобных статей обо мне. Но после слов «на всякий случай» меня пронзили первые уколы настоящей тревоги. «На всякий случай» – это не пятиминутный разговор с прокурором.
Мне не хотелось думать об этом.
Сразу за воротами виллы стоял потертый «фиат» с полицейским фонарем на крыше. Вся улица была забита машинами с надписью «полиция» вдоль борта. Пока на нашей вилле продолжался обыск, снаружи столпилось немало зевак, все ждали чего-нибудь интересного, обсуждали. Я обернулся, пытаясь улыбаться, и помахал рукой оставшимся в доме друзьям и дочери.
– Прошу! – Полицейский распахнул жалобно скрипнувшую дверь автомобиля, и я уселся на заднее сиденье.
Рядом с водителем устроилась переводчица.
– Хотите поговорить с кем-нибудь по телефону? – любезно предложила она.
Я покрутил протянутую мне телефонную трубку. Кому звонить? Зачем? Настроение мое угасало. Прекрасный солнечный день был испорчен безвозвратно. Мне все еще хотелось думать, что я скоро вернусь домой, но пришлось признать: отряд полиции в тридцать человек приехал не для того, чтобы предложить увеселительную прогулку.
На ближайшие дни у меня намечалась встреча с футболистом Андреем Шевченко. Я набрал его номер и, стараясь говорить спокойно и даже со смехом, сообщил ему, что меня, похоже, арестовали, поэтому наша встреча откладывается. Стоявшие вокруг полицейские затаили дыхание, женщина-переводчица буравила меня глазами.
– Нет, ничего страшного, – говорил я в трубку телефона. – Какая-то нелепая история... Я перезвоню тебе, как только все утрясется.
Потом я набрал номер Кахи Коладзе, поделился с ним моей неприятностью. Он выразил надежду, что к вечеру я вернусь домой.
– Кому вы звонили? – повернулся ко мне полицейский.
– Футболистам миланской команды... – Повертев в руках телефон, я вернул его полицейским. – Не хочу... Сейчас не хочется разговаривать ни с кем...
– Может, вам надо решить какие-нибудь дела? – настаивала переводчица.
– Нет. Поедем. Я устал. Давайте закончим все побыстрее...
«Фиат» загудел, и мы покатили. Впереди, нацепив большие очки, мчались полицейские на мотоциклах, а позади нас ехало еще несколько черных автомобилей. Над дорогой поднялась пыль.
Я не предполагал, что моя поездка «к прокурору» растянется на долгие десять месяцев.
Ехали молча. Дважды останавливались, чтобы мои сопровождающие могли размяться. Когда полицейские проголодались, они припарковались возле скромнго кафетерия на обочине пыльного шоссе.
– Что вам купить, синьор? – обратился ко мне «старший».
– Спасибо, я не хочу ничего.
– Путь не близкий, господин Тохтахунов. Почти четыреста миль!
– Поэтому хотелось бы доехать поскорее, чтобы разобраться с этим недоразумением.
