Ну да бог с ним, не будем о плохом. Ведь главным-то было другое: то, что Лёня появился на сцене, хотя больше на это не рассчитывал, то, что этого вроде как и не должно было случиться, а всё ж таки состоялось.
Бело-розовая пастила для Леонида Филатова
Почему-то в студенческие годы из еды Филатов больше всего ценил рыбные палочки и бело-розовую пастилу – самые дешёвые, непритязательные и даже оскорбительные для гурмана продукты.
Это загадка… Быть может, эти палочки были неким фаллическим символом, ироническим предзнаменованием того периода, когда наша бедовая журналистика приклеила к нему ярлык секс-символа, супермена и чёрт знает кого ещё, на что Филатов реагировал с комическим ужасом: «Что они, с ума посходили, что ли?! Я ведь и не на каждом пляже рискую своё тело показать». Написать о нём в этом роде значило примерно то же, что однажды Жванецкий сказал о знакомом писателе: «Он из всех писателей – самый красивый».
Суперменство было у нас тогда не в цене. Даже деньги были не в цене. А в цене были ум, талант, достоинство, поступок… Ещё можно вспомнить древне-русское слово «честь». Ну, чувство юмора ещё… Да и как иначе, если нашим учителем была вовсе не жизнь, а лучшие образцы литературы. А это неполезно и даже драматично для учеников. Из них выходят идеалисты, рыцари, борцы за справедливость, поэты и влюблённые идиоты – словом, мусор, который в сегодняшнюю жизнь вообще не вписывается. Хотя допускаю, что когда-нибудь, в обозримом будущем, вдруг выяснится, что в России и не было ничего лучше литературы и искусства, и музыки…
И Бог именно в этой области дал Филатову несколько дарований. Он поэт, драматург, артист и режиссёр, и в каждой из этих ипостасей он – профессионал. И в каждой из этих профессий он совершает поступки, что, собственно, и отличает мужчину от не совсем мужчины. Многие ограничиваются нытьём. Например: «Что это у нас за страна такая, где никто никого не жалеет, никто никого не помнит». А Филатов придумывает, а потом берёт и делает передачу с яростным названием «Чтобы помнили». И если забыли – то он заставит вспомнить. Температура его любви или ненависти всегда была очень высока. Если ненавидел, то даже как бы вскользь брошенная метафора, к тому же окрашенная фирменным ядом Филатова, могла человека попросту уничтожить, потому что Лёня бил именно в то место, которые человек пытался скрыть или приукрасить.
После окончания института мы, естественно, встречались нечасто, но всё же достаточно регулярно. Фотографий этого периода осталось мало, но всё-таки они есть. И вот одна из них.
О, этот яд производства Филатова! Кобра может отдыхать, ей там делать нечего. Поэтому собеседники, начальники и даже товарищи чувствовали некоторое напряжение, общаясь с ним. Хлопая по плечу – побаивались и уважали. Уважение было доминирующей чертой всех последних праздников в честь Филатова. Государственная премия, или юбилей в театре, или премия «Тэффи» – все вставали. Весь зал! И было ясно, что если кто-то его и не любит, то нет ни одного, кто бы не уважал.
Много лет назад большой русский поэт Евгений Баратынский подытожил свои размышления о цели творчества. Или даже жизни. «Дарование есть поручение, и должно исполнить его, несмотря ни на какие препятствия». Часть этих поручений Филатов исполнил. Как актёр в первую очередь. Меньше – как режиссёр. В большей мере – как поэт. Хотелось бы, конечно, ещё и ещё, но… не мы решаем.
Я не знаю, почему у него была кличка Аркан и почему все его так звали. Смыслового значения эта кличка не имела никакого. Бывает, что человек приобретает прозвище за какую-то свою отличительную черту характера или внешности. Например, Сиплый или Кувалда. Моя фамилия вообще сама по себе звучит как кличка – Качан… Недавно одна гламурная дама поинтересовалась, мол, это у меня фамилия или псевдоним? «Ни фига себе псевдоним!» – подумал я и ответил, слегка растерявшись от такого предположения, что это фамилия. «Странно», – сказала гламурная дама и отвернулась.
А «Аркан», скорее всего, сокращённый вариант фамилии, хотя «Арканов» вот именно псевдоним и есть. При этом как звучно, броско, я бы даже сказал – афишно! Аркадий Арканов! За таким именем, созвучным с фамилией, можно было бы предположить какого-нибудь эстрадного конферансье в рубиновом пиджаке с блёстками, фиолетовой бабочкой, с набриолиненным пробором и тонкими, тщательно подстриженными усиками героя-любовника из немого кино. Но кличка Аркан всё возвращала на своё место, приземляла всю пышность имени Аркадия вместе с фамилией. Хотя надо признать, что он совсем не был чужд некоторого шика и лоска в одежде, обуви, состоянии лица, модных очках и особенно галстуках. В галстуке-бабочке я его тоже видел, но всё же предпочтение он отдавал традиционным галстукам, прозванным в народе селёдками. Он любил свои галстуки, и они любили его. Взаимная элитарная привязанность.
Аркан ни в коем случае не походил на конферансье, а походил на члена палаты лордов Британского парламента. И по манере поведения тоже. Его сдержанность в выражении чувств сначала удивляла, затем некоторых даже обижала, но затем продолжавшие с ним знакомство, приятельство и даже дружбу потихоньку привыкали. Я редко видел его улыбающимся и почти никогда – смеющимся. После рассказанного кем-то безусловно смешного анекдота или истории Аркан вяло произносил, точнее выцеживал из неподвижного рта одно лишь слово: «Смешно!» Дождаться от него хохота было бы равносильно надежде на оживлённую беседу с египетским сфинксом. Впрочем, некоторые анекдоты он придумывал сам и рассказывал их, не особо рассчитывая на реакцию, ибо сам в это время всё-таки не гомерически, но – смеялся. Скорее, глуховато хихикал.
Может быть, он с кем-то когда-нибудь и ругался, однако я не могу даже представить себе такого. Никогда не слышал, чтобы Аркан просто повысил голос в разговоре. Всегда уравновешенный, невозмутимый. Ему, врачу, другие врачи настоятельно рекомендовали не курить. Ему, курившему десятки лет, стало любопытно – сможет ли бросить. Просто любопытно, а вовсе не потому, что обеспокоился о здоровье. Не курил месяц. Преодолел ли тягу, ломку заядлого курильщика, трудно ли было – он об это никогда не говорил, не делал своё расставание с сигаретой чем-то исключительным, каким-то событием, о котором почти все бросившие курильщики говорят беспрестанно, как о некоем мировом подвиге. Нет! Аркан сказал мне месяца через два, когда я вдруг вновь увидел его с сигаретой. В ответ на моё почти возмущённое удивление, мол, ты что наделал? Ты же бросил!! Почему опять закурил? Характера не хватило? А он мне спокойно так: «Понимаешь, я завязал, не курил ровно месяц. Понял, что могу, без особых страданий. Понял, что смогу бросить в любой момент, когда захочу. Успокоился на эту тему и снова закурил». Проверил – и достаточно!
