Оставаясь студентом медицинского факультета, Фрейд ринулся в лабораторию физиологии Эрнста Брюке, где и проработал с 1876 по 1882 годы. Он получал различные небольшие стипендии и с упоением изучал половые органы угря и других подобных тварей с малопонятными названиями вроде «петромизон». «Никто никогда, — кипятился Фрейд, — еще не видел яичек угря». «Это были не половые органы угря, а зачатки психоанализа», — хором говорили годы спустя его последователи-психоаналитики. Но дело в том, что Фрейд хотел обеспечить себе место работы после окончания института, стать ассистентом руководителя лаборатории. Не получилось. Вместо положенных пяти он учился восемь лет. И дело не только в том, что в 1879 году он понадобился Австро-Венгрии, готовящейся к войне с Россией, в качестве пушечного мяса (напряженность на Балканах удалось снять дипломатически, и будущее светило через год отпустили доучиваться). «Медицинские предметы не привлекают меня. Я учусь достаточно небрежно», — записал Фрейд в дневнике. В 1881 году 25-летний Фрейд получает медицинский диплом, но это не означает, что, вот, открыл частный кабинет и больные рекой потекли. Для начала частной практики нужны деньги, которых нет, и авторитет, которого тоже пока нет. В чистую науку его никто не приглашал. Кому интересен петромизон? Он нашел место врача в Венской центральной больнице. Центральная больница не принесла молодому еврею-врачу денег и славы.
Далее последовал неприятный период: Фрейд увлекся кокаином, сначала как химическим веществом, но очень скоро — как наркотиком. В лихорадочных поисках пути продвижения Фрейд взял заказ от химической фабрики «Мерк» на исследование свойств этого тогда малоизвестного вещества. Кокаин выделили из растения кока только в 1859 году. Он выяснил, что кокаин обладает болеутоляющим действием, улучшает настроение и повышает работоспособность. «Это средство целесообразно применять при расстройстве желудка, морской болезни, переутомлении, депрессии», — писал Фрейд в отчете для химической фабрики. Эксперименты он проводил по большей части на себе и на своих близких. Посылал небольшие дозы сестре, невесте («чтобы укрепить силы»), рекламировал кокаин среди медиков… Казалось, еще один шаг — и успех у Фрейда в кармане вместе с богатством и славой! В 1884 году выходит его работа о кокаине, 25-страничная статья в медицинском журнале, которая позже вырастает до объема книги. В то время самым близким другом Зигмунда был молодой врач Эрнст фон Флейшль. Однажды при вскрытии он инфицировал палец, пришлось ампутировать. Боль была страшная, и Фрейд, ничтоже сумняшеся, снабдил друга кокаином. Так Флейшель стал чуть ли не первым в мире кокаинистом. Дошло до белой горячки: бедняге виделись змеи, ползающие по его телу. А за Фрейдом надолго закрепилась репутация авантюриста и шарлатана. Куда податься?
И тут в далеком Париже, в больнице Сальпетриер, Шарко создает кафедру нервных болезней и за несколько лет становится светилом новой медицинской дисциплины. Врачи со всей Европы, кому был интересен головной мозг, ринулись в новую неврологическую Мекку. «Стажироваться у Шарко» стало престижным для всех будущих невропатологов. И причем здесь Фрейд со своим кокаином и микроскопическими изысками в организме угря? В той же венской лаборатории, в которой Фрейд резал своих угрей, работали другие исследователи, многие из которых занимались нервной системой. И этому есть свое объяснение. Печень, почки, легкие — анатомия известна практически досконально, а вот мозг, нервы — здесь во многих местах лежала еще непаханая в XIX веке целина. Евреи-врачи, которые получили наконец возможность работать наравне с прочими европейцами, вдруг обнаружили, что, оказывается, все теплые места в медицине уже заняты. Стать светилом в хирургии практически невозможно, профессором внутренних болезней — крайне затруднительно, везде уже своя медицинская мафия, а вот новые неизведанные области медицины — нервные болезни, кожные и венерические болезни, оториноларингология, глазные болезни, — области, куда неохотно идут врачи из-за небольших гонораров и обилия неисследованных болезней, вот туда и попадали такие неприкаянные еврейские врачи, как Фрейд. Если вы возьмете немецкое руководство по нервным болезням конца XIX века, написанное как коллективный труд, примерно треть авторов будут евреи.
У врача вообще есть два направления деятельности — или стать практиком, набираться опыта в известной области, обзаводиться частной практикой и грести гонорары, или же пойти в науку, искать новые лекарства, описывать новые болезни, в общем, творить. Молодой Фрейд, как и многие молодые врачи, не сразу решил, по какому пути пойти. Деньги же нужны. Каким путем они придут быстрее? Ну да, в лаборатории ему поручили изучить нервную систему речного рака. Так, дальше что? Золотом за рака не осыплют. Но вот в больнице молодой врач сталкивается с больным инсультом, а потом ему попадается мальчик с менингитом, а затем помощник пекаря с полиневритом — и все, судьба решена. Кто хоть раз серьезно столкнулся с проблемами нашей с вами нервной системы, навсегда влюбляется в мозг, в его разнообразную работу, которую до сих пор мы не можем полностью понять. Кто-то ищет новое в космосе, кто-то — в родном мозгу. В наше время большинство научных статей по медицине пишется на основании статистической обработки проведенного исследования.
Ста больным сделали операцию этим способом, а сто других больных прооперировали тем способом, у тех, которых «этим», — осложнения после операции случились в 6 % случаев, а у тех, которых «тем», — в 12 %. Вывод: давайте оперировать этим способом и не будем тем. Во времена молодого Фрейда все было по-другому. Юный врач мог написать статью об одном больном, но разобрать его заболевание, его «случай» до тонкостей. Такую статью публиковал журнал, и он получал уважение коллег. И Фрейд несколько таких статей написал. Приятно, но как это совместить с заработком?
Возвращаясь к деньгам: они были нужны как никогда, ибо 26-летний Фрейд женился на молодой девушке Марте Верней. Она была, как говорят, «из приличной еврейской семьи». Ее семья пользовалась большим почетом: дед Марты, Исаак Верней, был знаменитым раввином, один дядя дослужился до профессора Мюнхенского университета, другой — Боннского. Отец Марты был наименее знаменитым Бернеем, но и он за голодранца дочь отдавать не желал. Зигмунду дали понять: свадьба состоится не раньше, чем он будет в состоянии содержать семью. Их помолвка длилась целых четыре года, и Зигмунд написал Марте около тысячи писем. Безумная любовь? Может быть… Вот только странно, что они, живя рядом, очень редко виделись, да и письма Фрейда невесте особенной страстью не дышат. В 1882 году он написал: «Некоторые находят тебя красивой, даже удивительно красивой. Для меня это не так важно». В начале 1884 года: «На том портрете, где ты совсем юная, я вижу, как ты была красива».