Остается нерешенным и самый главный вопрос рылеевской биографии: за что же он все-таки был повешен? Конечно, он обсуждал вопросы цареубийства — но не он один. Рылеев убеждал офицеров, участников заговора и просто сочувствующих, вывести своих солдат на Сенатскую площадь — но и этим накануне 14 декабря занимался не только он. Хорошо известно, что «диктатором» восстания был избран не Рылеев, а гвардейский полковник князь Сергей Трубецкой. Однако в 1826 году Трубецкому удалось избежать высшей меры наказания.
«Хотя он (Рылеев. — А. Г., О. К.) был лучший мой друг, но для истины не скрою, что он был главною пружиною предприятия; воспламеняя всех своим поэтическим воображением и подкрепляя своею настойчивостию», — показал на следствии Александр Бестужев{16}. Однако высказывание Бестужева отражает скорее его собственное отношение к Рылееву, а не реальное положение дел накануне восстания. «Поэтического воображения» и «настойчивости» явно недостаточно для того, чтобы вывести солдат. К тому же на Сенатской площади над войсками «начальствовали» офицеры, а вовсе не литераторы, а сам Рылеев в непосредственном революционном действии участия не принимал.
И у Николая I должны были быть особые причины для того, чтобы поставить Рылеева «вне разрядов» наряду с признанным лидером тайных обществ Павлом Пестелем и руководителем восстания Черниговского полка Сергеем Муравьевым-Апостолом. Причины эти до сих пор были скрыты как от глаз современников, так и от внимательного взора позднейших исследователей.
* * *
Авторы искренне благодарят коллег: В. Л. Гопмана (РГГУ), М. А. Злобину, Д. П. Ивинского (МГУ им. М. В. Ломоносова), Л. Ф. Кациса (РГГУ), М. П. Одесского (РГГУ), В. С. Парсамова (РГГУ), Д. М. Фельдмана (РГГУ), Р. С. Спивак (Пермский ГНИУ), В. А. Шкерина (Институт истории и археологии Уральского отделения РАН), С. Е. Эрлиха (издательство «Нестор-История») за терпение, дружеское участие и ценные советы при написании этой книги.
Глава первая.
«КРУГ ДОБРЫХ РОДНЫХ»
Семейная история любого, даже ничем не примечательного человека достойна осмысления — сегодня этот факт бесспорен. История государств и народов складывается не только из социальных, политических и экономических факторов. Познание истории невозможно без учета личного опыта людей и семей. Люди, составлявшие семью Рылеева, интересны не только в качестве своеобразного «приложения» к нему. В биографии каждого из них по-разному преломились эпохи: Екатерининская, Павловская, Александровская, Николаевская.
Биографию же самого Рылеева, как и любого прославившегося человека, исследователи практически всегда «собирают» из значимых событий: Отечественная война, Заграничные походы, общественные и литературные движения, тайные общества, Сенатская площадь… Но Рылеев был не только офицером, поэтом и заговорщиком, но еще и сыном, братом, мужем и отцом — словом, частным человеком. Взаимоотношения с родственниками влияли на его характер ничуть не меньше, чем взаимоотношения с литераторами или политическими сподвижниками. Письма Рылеева наполнены неподдельным интересом к близким людям, как он выразился в одном письме, к «кругу добрых родных, с которыми всё мило»{17}.
Частная жизнь Рылеева представляет не меньший, а может быть, даже больший интерес, чем его деятельность в тайных обществах. Ибо, по словам Марселя Пруста (процитированным в одной из работ основателя научной школы микроистории Карло Гинзбурга), «глупцы воображают, что огромные масштабы общественных явлений дают прекрасную возможность глубже проникнуть в душу человека; они должны, напротив, уяснить, что, именно спускаясь в глубины личности, можно получить шанс понять эти явления»{18}.
О дворянском роде Рылеевых известно мало. Историк-генеалог Петр Долгоруков утверждал, что предки поэта были среди опричников Ивана Грозного. Он считал, что Кондратий Рылеев искупил их преступления собственной «службою на благо родины», вкладом «в дело русских свободолюбивых мучеников, имена которых всегда будут глубоко почитаться»{19}. Долгоруков не привел документов, подтверждающих его гипотезу. Однако в составе «государева двора» середины XVII века числились пять представителей этого рода: «Васюк, да Иванец, да Митька, да Вахно Козловы дети Рылеева», а также «Васильев сын Иванец» — «дворовые дети боярские» (провинциальные дворяне) из подмосковного города Рузы{20}. Очевидно, что к моменту составления списка род Рылеевых был уже в достаточной степени разветвлен. Следовательно, начало его действительно следует искать во второй половине XVI столетия. Род Рылеевых внесен в шестую (столбовые дворяне) и вторую (военное дворянство) части родословных книг Тульской и Казанской губерний.
Согласно сведениям краеведа А. А. Григорова, та ветвь рода, к которой принадлежал поэт, обосновалась в Костромской губернии и владела большим имением Охлябнино (Ахлебнино). Дед его, Андрей Федорович Рылеев, служил в Преображенском полку «бомбардирской роты бомбардиром» и в 1749 году был «за болезнью от полковой и гарнизонной службы отставлен вовсе», получил «армейских полков подпорутской» чин и отпущен в свой дом в Охлябнино, чтобы «во оном доме жить ему свободно и к делам ни к каким его не определять»{21}. По-видимому, отставка была связана с рождением у него сына Федора, который, согласно документам, происходил «из российских дворян Костромского наместничества Галицкой округи». Андрей Рылеев умер не позже 1784 года; согласно официальным документам, в это время за ним числилось «мужеска пола 15 душ»{22}.
Ко времени правления Екатерины II род Рылеевых был уже достаточно разветвленным. Его члены служили по преимуществу в провинции; сведениями о них наполнены адрес-календари конца XVIII века. Выборные судейские должности в Макарьевске (Костромская губерния) и Задонске (Воронежская губерния), городничий (воевода) в уездном городе Цивильске (Казанская губерния) — вот основные места службы представителей этого рода.
Рылеевы отличились и в военной службе, снискали благоволение и покровительство Александра Суворова, Григория Потемкина и самой императрицы. Так, военным историкам известен майор, а затем подполковник Санкт-Петербургского карабинерного полка Иван Карпович Рылеев. Он был ценим и любим Суворовым; полководец отзывался о нем как о дельном офицере и человеке «неустрашимой храбрости». В 1771 году Рылеев много раз отличался в сражениях с польской Барской конфедерацией, в известной битве при Столовичах командовал всей русской кавалерией. Затем — опять-таки вместе с Суворовым — он участвовал в разгроме Пугачевского восстания. Именно подполковник Рылеев нанес поражение отряду Салавата Юлаева — «с башкирцем Салаваткою имел прежестокое сражение»{23}.
