Может, не застрянет «звуковка», осилив размытую дорогу, и доставит их куда надо — на передовую, поближе к врагу. Молоденький акробат расстелит коврик на комкастой, набухшей земле и станет вертеть акробатку. Под дождем, и, может, на мушке у вражеского снайпера, <11> и под ошеломленными взорами обступивших бойцов маленькая циркачка взлетит на воздух, немыслимо изогнется — босая, раздетая, поблескивающая чешуйчатыми трусами.
Все на врага!
* * *
Божья коровка, полети на небо,
Там твои детки кушают котлетки…
— это доносятся наперебой голоса деревенских девочек.
И мы в детстве этими же словами заклинали божью коровку, усадив на ладонь. И до нас это было. И после этих девочек все так и будет.
Свалятся оттуда, сверху, и отгрохают свое все бомбы. А обжитое, домашнее, нехитрое небо — «детки», «котлетки» — останется.
* * *
Здесь, на нашем участке, на переднем крае противника среди солдат распространяют воззвание немецкого командования. Перевожу доставшийся нам экземпляр:
«Немецкие солдаты! Мы должны удержать Ржев любой ценой. Какие бы мы потери ни понесли, Ржев должен быть нашим. Ржев — это трамплин. Отсюда мы совершим прыжок на Москву!»
* * *
Солнце, заваливаясь за дальний лес, выбросило косые лучи, подсветило танковое становище у нас в деревне.
Мне повстречалась женщина. Она шла со мной рядом, гремя висевшими на руке пустыми ведрами.
— Ох, он лупит и лупит.
Немец действительно сегодня что-то обнаглел.
— Долго такая музыка тянуться будет?
— Это вы насчет пальбы?
— Нет, насчет всей войны я. А кончится — кому понадобишься? Уже года не те.
Я сказала ей, что она еще вполне ничего собой.
Она быстро скосила на меня глаза, свободной рукой поправила косынку на голове, усмехнулась:
— Да какая я хорошая, — вся морщеная.
* * *
Старуха разогнулась от гряды, приложив руку к глазам козырьком, в упор рассматривала нас, не шелохнувшись. <12> Моя попутчица ушла, погромыхивая ведрами. Старуха указала темным пальцем ей вслед:
— Тюрина — выжига. Она по двадцать рублей клубнику носила в город. И опять понесет, вот увидишь, дай только война кончится.
Где-то совсем близко на краю деревни разорвался снаряд. Старуха покачала головой.
— Он уже не такой буйный, окорачиваться вроде стал. А вот опять, гляди.
Она перешагнула через жердину и позвала меня в дом, не спрашивая, кто я и зачем явилась. Это был запустелый, закопченный дом с осевшим полом и скособочившимися окнами; здесь держался начальничий запах одеколона, папирос и новых ремней. На лавке спал боец, нахлобучив на лицо пилотку.
— А ребятишки ваши где же?
— Их прохлыстать как следует надобно. Поняла? Гоняют без толку…
Со страшным воем пронесся над крышей снаряд. Старуха либо недослышивала, либо под охраной своих закопченных стен чувствовала себя в безопасности. Боец продолжал спать.
В избу бесшумно проникли двое — мальчик и девочка лет шести и восьми, два босых тощих галчонка. Должно быть, обстрел загнал их домой, и теперь они жались к печке. Они понуро слушали, как опять взвыл снаряд, и девочка, старшая из них, чесала одной босой ногой другую.
* * *
«1. Общее собрание колхозников единодушно приветствует выпуск Государственного военного займа 1942 г., и постановили включиться активно в подписку на заем. Подписаться сельхозартелью „Светлое Марково“ на заем на сумму 1000 (одна тысяча) руб.
2. Приобрести к каждому колодцу общественную бадью, возложив дело приобретения бадей на тов. Купчихину.
3. Просить сельсовет ходатайствовать перед РАЙУПЛНАМЗАГОМ о снижении мясопоставки за 1942 г. Ивановой Домне Иван. ввиду ее многосемейности и учитывая хозяйственное положение как беднячка, не имеющая скота. <13>
4. Вызвать т. Денисову А. И. для убеждения об уважении общественных совещаний».
* * *
Большой, замученный, почерневший, он не присел на бревна, как ему предложили конвоиры, стоя ждал своей участи. На изодранной в клочья грязной нательной рубашке — орден Красного Знамени. Хранил его под подкладкой в сапоге и сейчас, когда его вели с передовой, прикрепил. Единственная вещественная связь с прошлым. Летчик. Подполковник. Два месяца назад сбит, был в лагере военнопленных. Сегодня бежал и перешел линию фронта.
Один конвоир пошел в штаб к комиссару полка, на чьем участке объявился сегодня бежавший из плена летчик, — пусть установят его личность, разберутся, — другой ковырял сапогом землю в стороне, стесняясь показывать, что охраняет его.
Летчик стоял, черный от голода и щетины. На груди, едва прикрытой клочьями рубашки, кровавое пятно — орден Красного Знамени.
* * *
«Управление Охраны города и района Смоленска
15 апреля 1942 г
№ 8
Начальникам волостных охран и инспекторам колец
и Копия:
Начальнику Смоленского р-на
Предлагаю вам, помимо регистрации жидов, проживающих в ваших волостях, также вести регистрацию цыган с указанием, в каких населенных пунктах они находятся и количество их.
Желательно составление списков цыган с указанием адреса, фамилии, имени и отчества.
Начальник управления охраны Сверчков».
* * *
— У, разбомбленная твоя мать!
* * *
Хозяйка говорит:
— Как длиннобойная бьет, в доме чернота, <14> смрад. Посуда в столе разговаривает. В колодце — грязь.
* * *
Еще и год не прошел, а вспоминается вроде издалека уже:
— Во вторую бомбежку в Ржеве было, на Илью Пророка. Кричу его: «Михаил! Лятят!» Только успел на ступеньку ступить. Ему тут все распоясало. Мы выскочили, он уже неживой лежит.
* * *
Где-то, затерянное в глубине веков, его начало — Ржевка, Ржова, Ржевъ-Володимеровъ? Какое-то смутное упоминание о нем в древнем новгородском уставе о мостовых 1019 года.
Говорят, в уставной грамоте смоленского князя Ростислава упоминается волость Вержевляне в 1150 году. Не знак ли? Но все еще смутно. И та местность, что ныне под городом и районом, оспаривалась, полагают, с боями удельными князьями, а чаще одолевалась Новгородом. Но так ли, нет ли, все еще зыбко — догадки, прикидки, несогласия исследователей. Р1 контура той земли как бы и нет еще.
Но вот с твердостью отмечает летопись: город подвергается осаде в ходе войны князя Святослава Всеволодовича с торопецким князем в 1216 году. Это бесповоротный знак об основавшемся уже городе — прародителе нынешнего Ржева.
Вот при каких обстоятельствах история выявляет его из глуби веков. Осада! И в сметающем все потоке времени — стоп! загвоздка! Любознательность истории расшевелена и дает нам знать о существовании города!
