Александр Невский - За Землю Русскую!

Северо-западный угол Европейской России не открывал перед ним широких международных перспектив. Но если Александр мало мог приобрести, то он мог очень много – если не все – потерять. Он мог потерять не только «окна в Европу» – Новгород и Псков: речь шла о самом существовании Руси, ее культуры и самобытности, о срединном очаге этой культуры. Предстояло поддержать живую энергию русской культуры – православие – и обеспечить сохранность основного уже в то время источника этой энергии – родины русской народности.

Если бы латинский Запад разгромил Новгород, Псков, Тверь – могло бы оказаться, что остаток Северо-Восточной Руси был бы уже слишком слаб для самостоятельной жизни, мог бы вовсе раствориться в татарской стихии, а не ее претворить в себя (как это произошло затем в действительности).

Историческая задача, стоявшая перед Александром, была двояка: защитить границы Руси от нападений латинского Запада и укрепить национальное самосознание внутри границ. Для решения той и другой задачи нужно было отчетливо сознавать и глубоко чувствовать – инстинктом, нутром, так сказать, – исторический смысл своеобразия русской культуры – православие. Спасение православной веры и было основным камнем политической системы Александра.

Православие для него не на словах, а на деле было «столп и утверждение истины». Раз основа была неколебимая и прочная – Александр уже не боялся искать любых исторических союзников, чтобы эту основу утвердить. Глубоким и гениальным наследственным историческим чутьем Александр понял, что в его историческую эпоху основная опасность для православия и своеобразия русской культуры грозит с Запада, а не с Востока, от латинства, а не от монгольства.

Монгольство несло рабство телу, но не душе. Латинство грозило исказить самое душу. Латинство было воинствующей религиозной системой, стремившейся подчинить себе и по своему образцу переделать православную веру русского народа. Монгольство не было вовсе религиозной системой, а лишь культурно-политической. Оно несло с собой законы гражданско-политические (Чингисова яса), а не религиозно-церковные.

Мы привыкли ставить знак равенства между понятиями «татарин» и «мусульманин», но первоначальная монгольская волна отнюдь не была мусульманской. Лишь через сорок лет после битвы на Калке хан Золотой Орды Берке принял мусульманство (ок. 1260). Но сам Берке был лишь местной властью, областной, а не имперской. Он подчинялся великим ханам монгольским (своим двоюродным братьям): Менке, а после смерти этого последнего – знаменитому Кубилаю, мудрость и терпимость которого так прославляет Марко Поло.

Основным принципом Великой Монгольской державы была именно широкая веротерпимость, или даже более – покровительство всем религиям. Первые монгольские армии, которые создали своими походами мировую монгольскую империю, состояли преимущественно из буддистов и христиан (несториан). Как раз во времена князей Даниила и Александра монгольские армии нанесли страшный удар мусульманству (взятие Багдада, 1258).

Именно отсюда проистекало то принципиально сочувственное отношение ко всякой религиозно-церковной организации, которое составляет такую характерную черту монгольской политики и которое удержалось потом в значительной степени даже в мусульманской Золотой Орде. В частности, и православная церковь в России сохранила полную свободу своей деятельности и получала полную поддержку от ханской власти, что и было утверждено особыми ярлыками (жалованными грамотами) ханов.

С этой стороны Александру Невскому не только не нужно было опасаться монголов, но он мог даже рассчитывать на их помощь. Поэтому и подчинение Александра монголам не было чисто механическим, только вынужденным. Александр видел в монголах дружественную в культурном отношении силу, которая могла помочь ему сохранить и утвердить русскую культурную самобытность от латинского Запада.

Вся политика подчинения монгольскому Востоку была, таким образом, у Александра не случайным политическим ходом, как у Даниила, а осуществлением глубоко продуманной и прочувствованной политической системы. Александр Ярославич, подобно Даниилу Романовичу, богато одаренная личность в отношении и духовном и физическом. Житие Александра восхваляет качества его ума и сердца, красоту и храбрость.

«Мудрость же и остроумие дадеся ему от Бога, яко Соломону». С юных лет «вселися в сердце его страх Божий, еже соблюдати заповеди Господни и творити я во всем… Во все же время юности своея смиренномудрие вседушно держаше, кротость же стяжа и от тщеславия отвращашеся…

Во устех же его безпрестанно бяху божественные словеса, услаждающа его паче меда и сота». Эти словеса он читал «со усердием и вниманием, и желаше сих речения и делом исполняяй». Душевным качествам Александра соответствовали телесные. «Бе же розрастом [ростом] велик зело, красота же лица его видети, яко Прекраснаго Иосифа, сила же его бе, яко часть от силы Самсоновы, глась же его слышати, яко труба в народе; храбрость же его – яко Римскаго царя Веспасиана». Александр Ярославич сел на княжеский стол перед самым монгольским нашествием.

В 1236 г. князь Ярослав, отправившись походом из Новгорода на Киев, посадил сына князем в Новгороде. В Новгороде сидел Александр и во время первого монгольского нашествия на Русь зимой 1237–1238 гг. Как известно, в это первое нашествие татары до Новгорода не дошли.

«И тамо дойти поганым возбрани некая сила божественная, – говорит Степенная Книга, – и не попусти им ни мало приближитися не токмо ко пределам Великаго Новаграда, но идеже и инде прилучится им тогда пребывати и воиньствовати супротивных и враждующих Литву и Немец». Тем не менее и Новгород с остальными русскими городами и землями вошел в подчинение татарской власти.

В 1239 г. отец Александра Ярослав должен был лично ехать в Орду для выражения покорности. Батый принял его с «великою честью» и сказал: «Ярославе! буди ты старей всем князем в русском языце [народе]». Сына Константина Ярослав отправил в Азию в ставку великого хана. Под прикрытием монгольского мира на Востоке другой сын Ярослава, Александр, в эти именно годы блистательно отбивал все нападения с Запада.

Как было уже сказано, в июле 1240 г. шведский ярл Биргер, побуждаемый папой на крестовый поход против неверных (то есть православных), высадился на берегах Невы. Услыхав об этом, Александр, по словам древнего жития, «разгорелся сердцем, вниде в церковь святыя Софьи (в Новгороде), поде на колену перед олтарем, нача молиться со слезами… и восприим Псаломную песнь рече: суди, Господи, обидящим мя, возбрани борющимся со мною, приими оружие и щит, стань в помощь мне. Скончав молитву, встав, поклонися архиепископу, архиепископ же Спиридон благослови же его и отпусти».