Гулко прогремел железный мост, и вагон закачался на повороте. Плетнев голой рукой схватил сковородку, но ожога почти не почувствовал. Только стало еще темнее в глазах и пришлось снова сесть на деревянный чурбан.
- Товарищ командующий!
- Да, - не сразу отозвался Плетнев. Он все еще не мог привыкнуть к тому, чтобы его так называли.
- Готовы блины. Получайте из первой партии.
Теперь он совсем плохо видел. Даже красный огонь в печной дверце казался ему бледным и расплывчатым пятном. Было нестерпимо жарко, и он вовсе не хотел есть, но должен был, раз сам предложил жарить блины.
- Спасибо.
- Пусти! - прокричал наверху чей-то задыхающийся голос. - Пусти, гадюка!
Верхние нары затрещали, чье-то тяжелое тело метнулось в сторону и гулко ударилось головой о стену.
- Что такое? - с трудом выговорил Плетнев, но сверху никто не ответил. Только сквозь стук колес слышно было тяжелое дыхание. - Кто там кричал?
- Это я, - наконец отозвался голос с верхних нар,- минер Точилин. Это мне приснилось.
- Что ж тебе приснилось? - спросил какой-то молодой моряк, и другой, такой же молодой, ответил:
- Не иначе как жена.
Весь вагон дружно захохотал, но внезапно красное пятно поплыло в глазах, и хохот стал звучать все глуше и глуше. Потом наступила полная тишина, и, раскинув руки, Плетнев упал навзничь.
Большая серая река медленно катила свои воды на север, а на севере были враги, и беспомощный корабль прямо к ним несло течением. Он был командующим флотилией, но остановить этот корабль не мог - у него не было голоса.
И искры летели гудящей струей, и уже загорались надстройки, и вот-вот должен был рвануть весь порох, но команда об этом не подозревала и ела блины из его муки.
Огонь подходил все ближе и ближе. Нечем было дышать, а он не мог сдвинуться с места. Он лежал на дощатой палубе, и доски под ним стучали частым стуком колес по стыкам рельсов.
Кто-то поддерживал его голову и вливал ему в рот непонятное, страшное, горячее пойло,
- Пей! - советовал минер Точилин. - Это чистый спирт пополам с чаем. От простуды.
С Федором Точилиным он когда-то учился в Электроминной школе. Они были погодками - одного призыва, а теперь его назначили командовать флотилией, а Точилина прислали к нему простым старшиной-минером.
Странно получилось.
- Ну пей же! - настаивал Точилин.
Но пить чертову смесь никак не хотелось. К тому же дышать стало легче и все тело покрылось обильной испариной.
- Не надо, Федя, - сказал Плетнев. - Уже прошло.
- Все равно выпей. Это же лекарство.
- Нет. - И Плетнев, откинув шинель, приподнялся на локте. Прямоугольники окон уже были серыми, и вся команда эшелона спала. Неужели он так долго пролежал без сознания? - Который теперь час?
- Пей, тебе говорят! - рассердился Точилин. - Часов у нас нет.
- Не буду пить, - решительно сказал Плетнев и спустил ноги с нар. - Не буду. Отстань от меня. - Попытался спрыгнуть вниз, но в последнюю секунду понял, что не устоит на ногах, и схватился за крюк, торчавший в стене. И уже совсем неуверенным голосом пробормотал:- Станция какая-нибудь... Скоро ли станция будет? Надо вагоны водой полить, чтобы не загорелись... Обязательно надо...
- Обязательно? - Точилин сам отпил глоток своего лекарства, вытер рот рукавом и улыбнулся: - Дурья голова, ты посмотри, что делается!
Действительно, поливать вагоны не стоило. По железной крыше барабанили крупные капли дождя, и водяная пыль летела в открытое окно. Теперь все обстояло превосходно. Можно было не беспокоиться.
- Ну, тогда иди спать.
Но внезапно весь вагон рвануло назад, крюк выскользнул из руки, пол, перевернувшись, стремительно полетел навстречу, и прямо по лбу пришелся оглушительный удар.
Очнулся Плетнев не сразу. В густом дыму метались люди, и печь, оторванная от трубы, лежала на боку. - Сволочи! - неожиданно высоким голосом кричал толстяк Машицкий. - Сволочи!
- Тихо! - во весь голос крикнул Плетнев и, шатаясь, встал на ноги. Нужно было подать какую-нибудь знакомую команду, и вдруг вспомнил! - Стоять по местам!
И хотя никакого боевого расписания и никаких собственных мест у моряков эшелона не существовало, в вагоне сразу наступила тишина,
- Открыть обе двери!
Одну из дверей заело, но другая, скрежеща железным роликом, медленно покатилась в сторону.
- Печь! - скомандовал Плетнев. - За борт ее!
Печь с громом прокатилась по вагону, на мгновение задержалась у порога и тяжело спрыгнула вниз. Теперь следовало подумать о дальнейшем.
- Разобрать оружие! Точилин, расставь охрану по обе стороны состава!
- Есть такое дело! - откликнулся Точилин.- А ну живее!
Снова нахлынула волна слабости, но Плетнев ее поборол :
- Два человека за мной!
Конечно, он не смог бы самостоятельно спуститься на насыпь, но с обеих сторон его подхватили под локти и вовремя поддержали.
Дождь висел в воздухе сплошной пеленой, и от земли поднимался белый туман. Поезд стоял на закруглении, и вагоны сплошной кирпично-красной дугой уходили во мглу.
- Отпустите меня, - сказал Плетнев. - Что я вам, арестованный, что ли?
Ноги вязли в мокром песке, дождь хлестал по лицу, и состав казался бесконечным. Когда один из моряков снова взял Плетнева под руку, он не протестовал.
Впереди у самого полотна постепенно обрисовалась черная роща. Чуть подальше ее, окутанный паром, стоял паровоз, а перед ним громоздилась непонятная куча обломков.
Плетнев рванулся вперед и побежал. Начальник эшелона Шалимов, схватив за грудь машиниста, тряс его изо всей силы. Нужно было спешить.
- Стой! - Но кашлем перехватило горло, и больше Плетнев ничего сказать не мог.
Шалимов отпустил машиниста, махнул рукой и неожиданно сел наземь. У него было совершенно черное от угля лицо и в кровь рассеченная губа.
- Напоролись! Прямо влепили в товарный вагон, А откуда он взялся неизвестно!
- Я ж говорю, оторвался от какого-нибудь состава, - спокойно объяснил машинист. - За деревьями мы его не видели и тормоз не успели дать. Наклонился над Шалимовым и помог ему встать. - Ты, товарищ, не горюй. Повреждений у нас нет. Уберем его с пути и поедем дальше.
- Правильно, - согласился Плетнев. - Собирай команду, начальник. Пусть возьмут ломы и топоры.
Колеса вагона соскочили с рельсов, и задняя стенка разлетелась в щепы. Во всю ширину насыпи расползлась какая-то белая, похожая на снежную, куча.
- Соль, - вдруг догадался Плетнев. Несколько сот пудов соли валялось на железнодорожном полотне и таяло под дождем. Это никуда не годилось.
- Шалимов, обожди!
Соль непременно нужно было спасти, потому что здесь, на севере, ее не хватало. То есть даже вовсе не было. Но как ее спасти? Куда погрузить, если все вагоны набиты до отказа?
