Ознакомительная версия.
Мальчишкам, играющим в хоккей, тренирующимся регулярно, приходится нелегко. Это ведь очень непросто – совмещать занятия в первом, третьем или седьмом классе и напряженные тренировки, на которые нужно собираться и ранним утром и поздним вечером. Даже если занятия проходят два-три раза в неделю, даже если тренировка длится полтора-два часа, времени хоккей отнимает все-таки больше. Ибо сюда надо добавить и те часы, которые уходят на сборы, на дорогу.
Время для занятий в школе ЦСКА, как, впрочем, и в любой другой спортивной школе, далеко не всегда самое удобное. Команд много, и лед предоставляется строго по расписанию. Иногда днем, а иногда и ранним утром или поздним вечером.
Когда после выхода из госпиталя я тренировался иногда в одиночку и приходил на каток не только в то время, когда проводили свои занятия мои партнеры, но и утром, то видел мальчишек, которые без опоздания являлись во дворец ЦСКА настолько рано, чтобы уже в семь утра выйти на лед.
Добрых слов заслуживают и родители юных хоккеистов, которые привозят ребят в ранние часы, – бабушки, дедушки, мамы или папы, одним словом, те, кто свободен в это время от работы. И если весной или летом встать рано не очень трудно, то как же тяжело достается ребятам, особенно самым маленьким, хоккей поздней осенью или в начале зимы, когда они не только в темноте приезжают на лед, но и затемно покидают каток. В восемь тридцать в декабре еще темно, а у них тренировка уже заканчивается. А ведь едут они на каток не налегке, а со здоровенными мешками, в которых с трудом умещается вся наша хоккейная амуниция.
Дети, которые учатся во вторую смену, с удовольствием добираются через всю Москву в ЦСКА – хоккей манит, влечет мальчишек, но с каждым годом все меньше остается ребят, которые учатся после обеда, все школы переходят на односменные занятия, и потому все труднее планировать тренировки, все труднее находить для школьников время для уроков на льду.
Тренировки, матчи, знакомая, ставшая привычной атмосфера занятий на льду, раздевалка, к которой относишься уже как ко второму дому, – растут юные хоккеисты, переходят из одной возрастной группы в другую: вторая команда мальчиков, потом первая, затем – третья юношеская, вторая, первая юношеская, наконец молодежная команда.
Борис Харламов, отец Валерия Харламова
Интересно, что Валерий футбол любил едва ли не больше хоккея. И племянника своего уговорил футболом заняться. Твердил ему: «Мне от хоккея досталось – и хватит, а ты лучше в футбол играй». Правда, девятилетний внук мой, сын Валерия – Саша, все-таки по стопам отца пошел, сейчас он в хоккейной школе ЦСКА.
Сам же Валерий любой случай использовал, чтобы в футбол сыграть. Как-то даже специально в Малаховку поехал с Петровым и Михайловым. Они выступали за свой курс областного института физкультуры, а ему, хотя он в московском институте учился, разрешили в виде исключения вместе с друзьями играть.
В футболе он болел за московское «Торпедо» еще со времен Стрельцова, Иванова, Воронина. А в институте с торпедовцем Вадимом Никоновым особенно сдружился. Да и вообще среди футболистов у него было много приятелей.
За футбол он действительно как-то особенно переживал. Обычно на трибунах старался держаться незаметно, больше молчал. Но как-то – именно на футболе – вышел прямо-таки из себя и с каким-то болельщиком даже в спор вступил. Тот решил про одного игрока, что тот притворяется, лежит нарочно, ждет, чтобы штрафной судья назначил. И вслух об этом сказал. Ну Валерий не удержался, возмутился: «А вы бы сами попробовали, на поле вышли бы». Обидно ему стало за игрока, захотелось заступиться по справедливости…
В 1956 году испанцы, бежавшие в тридцатые годы от гражданской войны в Советский Союз, получили возможность вернуться на родину. Конечно, прошло уже двадцать лет и большинство из них обзавелись в СССР семьями, но в Испании у них остались родители, братья, сестры, и многие серьезно стали подумывать о возвращении. Задумалась об этом и Бегония.
Борис сначала не воспринял ее слова серьезно, он и подумать не мог о том, чтобы уехать из Советского Союза. Но она тосковала все больше, переписывалась с родителями и наконец, когда узнала, что отец тяжело заболел, решилась бросить все и вернуться домой. Правда, «все» не означало детей – их она забирала с собой. Те не возражали, конечно, они это воспринимали как интересное приключение и не очень понимали серьезности происходящего. Но когда корабль отчалил от одесского причала, дружно зарыдали, потому что вдруг сообразили, что они уезжают, а папа остается на берегу.
В Испании они быстро освоили язык, пошли в местную школу, но своими себя все равно не почувствовали – все было чужое, и в первую очередь местная религиозность. Бегония тоже ощущала себя некомфортно – решение вернуться она приняла под влиянием эмоций, но в Бильбао быстро поняла, что слишком долго прожила в Советском Союзе, и в этой стране ей теперь тоже почти все чуждо. К тому же, если там она скучала по родителям, то здесь – по мужу. Да и детям здесь было плохо, она это понимала.
Борис Кулагин, заслуженный тренер СССР
Мне особенно хочется подчеркнуть эту особенность Харламова-игрока сейчас потому, что в качестве чуть ли не главных достоинств его как хоккеиста теперь выделяют самоотверженность, работоспособность, умение действовать строго по заданию. Все это действительно необходимо, но это уровень ремесленника, пусть даже весьма умелого. А ведь нужны, просто необходимы для дальнейшего развития нашего вида спорта игроки-художники, игроки-артисты. И они требуют к себе особого отношения. Отношения, я бы сказал, бережного.
Валерий был гордым человеком. Не гордецом, выставляющим напоказ свои регалии, а именно гордым. Справедливые замечания, порой даже резкие, он принимал с достоинством – благо сам прекрасно понимал, что такое хорошо и что такое плохо. Но несправедливости, не только по отношению к себе, не переносил. И потому был особенно раним.
Да, да, раним. Несмотря на свою, казалось бы, постоянную веселость, общительность, он порой уходил в себя. И возвращал его к жизни – здесь без высокого слога не обойтись – именно хоккей.
Через несколько месяцев Бегония с детьми вернулись в Советский Союз. С родителями она продолжала переписываться много лет, но в Испанию снова поехала только в 1981 году, хоронить мать. И вернулась как раз к похоронам сына…
Ознакомительная версия.
