Подлинной причиной этих и других преследований были не мнимые «преступления» Грицяка, а его независимый нрав, поведение — без оглядки на принятые, хотя и никаким законом не установленные правила и запреты. Ну как мог реагировать КГБ на такой его поступок, как поездка в 1977 г. в Москву для встречи с корреспондентом «Чикаго Трибюн» и интервью, в котором он рассказал о Норильском восстании 1953 года и продолжающихся преследованиях? Только новыми преследованиями! Но сломить Евгения Степановича не удалось. Поскольку, по словам Д.Шумука, этот человек «способен восставать из пепла и снова быть готовым ко всему».
Л.С. Трус,
Новосибирский «Мемориал»
На смерть Евгения Коновальца львовская газета «Общественный Голос» откликнулась статьей, озаглавленной «Смерть команданта ОУН». Я спросил тогда своего отца, что означает слово ОУН? На что получил ответ: «ОУН — это не слово, а сокращенное название Организации Украинских Националистов, которые подпольно борются за независимость Украинского государства. Польская власть так ненавидит украинских националистов, что каждого, кого заподозрит как члена ОУН, заключает на десять лет в Картузскую Березу. Но националисты сильны духом, они не боятся тюрем, ни даже смерти, а боятся только одного — подневольного состояния своего народа».
Как мне тогда хотелось увидеть хотя бы одного такого националиста!
Но вот наступил 1942 год. В городе Снятине открыли двухгодичную торговую школу. Став ее учеником, я быстро познакомился со многими своими ровесниками почти из всех сёл района. Один из таких моих знакомых, Осип Зинкевич, как-то так, между прочим, сказал мне: «При нашей школе существует подпольная молодежная Организация Украинских Националистов. Ты не хотел бы в неё вступить?» «Как не хотел бы? — отвечаю. — Я давно к этому готов!»
Так я познакомился с деятельностью ОУН близко. Сначала было составление клятвы и изучение Декалога. Потом мы в своей конспиративной группе усваивали навыки конспирации, распространяли, каждый в своем селе, листовки, а со временем и сами стали выпускать их на печатной машинке, тайно хранившейся на квартире нашего районного руководителя Степана Касияна. (Как тогда пригодились нам уроки машинописи, полученные в школе!)
Затем наступила активная деятельность по расширению организации путем привлечения новых членов, присяга и ознакомление с военным делом.
Кроме того, мы все принимали активное участи в деятельности таких молодежных организаций, как ВСУМ и ПЛАСТ. Воодушевление было огромное. Молодежь военных лет не знала тех растленных развлечений, которыми пропитана нынешняя молодежь, тогдашние юноши и девушки направляли всю свою молодую энергию на подпольную работу, на борьбу.
Мне посчастливилось быть в одной конспиративной группе вместе с учениками нашей школы Николаем Плавьюком, Осипом Зинкевичем, Орестом Скорейко и Михаилом Марковским.
В 1943 году мы закончили торговую школу и разъехались в разные стороны, разной стала и наша дальнейшая борьба и по-разному сложились наши судьбы. При смене оккупационных режимов (немецкого на большевистский) наши судьбы сложились так:
Михаил Марковский и Орест Скорейко погибли в рядах УПА; Николай Плавьюк и Осип Зинкевич оказались на Западе, а мне выпало близкое знакомство с жизнью людей за решеткой и колючей проволокой советских тюрем и лагерей, где украинские политзаключенные продолжали свою неукротимую борьбу за право жить, за человеческое и национальное достоинство.
Кульминационным моментом этой борьбы стало, теперь уже известное всему миру, НОРИЛЬСКОЕ ВОССТАНИЕ, вспыхнувшее в конце мая 1953 года.
В 1978 году, то есть в 25-ю годовщину восстания, я сделал «Краткую запись воспоминаний» (для себя самого), чтобы зафиксировать на бумаге всё, что сохранилось в памяти с тех бурных дней. Но вскоре надо мною нависла угроза — со стороны КГБ — быть посаженным в психиатрическую больницу. Поэтому я решил передать свои записки для сохранения на Запад, где они не только сохранились, но с легкой руки Осипа Зинкевича, директора издательства «Смолоскип», были изданы отдельной книгой.
Поскольку те записки были сделаны наскоро и только по памяти, в них, естественно, закрались некоторые неточности, к которым прибавились еще и редакторские ошибки, что сильно снизило уровень публикации.
Наиболее важные из допущенных ошибок:
На странице 19 читаем: «8-го марта 1952 года мы все-таки счастливо доплыли до Дудинки». Надо было: 8 сентября. (В марте Енисей, которым мы плыли в Дудинку, скован льдом метровой толщины). На страницах 50–51 вместо 5-й зоны четыре раза названа 3-я…
К великому сожалению, все недостатки и ошибки того издания автоматически перешли в издания моих воспоминаний на английском языке и, кажется, на немецком тоже.
Незавершенность первого издания моих воспоминаний, советы и критические замечания близких друзей заставили меня просмотреть устаревший уже текст и внести в него необходимые изменения, уточнения и дополнения.
Прежде всего, текст дополнился многими архивными документами, затем были раскрыты ранее неназванные имена и добавлен список многих, кого еще забыл, активных участников тех событий. Казалось, что все, что можно было исправить, — исправлено, и книга будет понятна каждому, кто ее прочитает.
Но, прочитав мою новую рукопись, Председатель правления ОУН Николай Плавьюк сделал замечания.
Я не даю в тексте объяснений таких употребляемых там руссизмов: Горлаг, Горстрой, БУР и т.п. (Все эти слова были столь обычными и понятными всем заключенным, что мне не пришло в голову их объяснять. Но я забыл, что пишу не только для бывших заключенных.) Но это упущение еще можно исправить. Другое замечание Плавьюка такое: в моем тексте часто повторяется слово «мы», но нигде не поясняется, что за этим словом скрывается.
Попробую объяснить. Употребляя слово «мы», я имел в виду все те активные группы украинских политзаключенных, которые создавались на добровольной основе для общей борьбы против жестокости и произвола лагерного режима и к которым в какой-то мере я сам был причастен.
Пользуясь этим расширенным местоимением и далее, хочу еще отметить, что мы и после Норильска не сложили руки, а занялись подготовкой к новому этапу нашей борьбы.
Так в 1954 году в небольшой зоне на 105-м километре трассы Тайшет-Лена, мы создали группу по изучению истории Украины, которую блестяще читал нам учитель по профессии и мой близкий земляк — Ярослав Пащак. А Евгений Горошко, Василий Неколишин и я, в условиях строжайшей конспирации, изучали теорию военного дела по Клаузевицу.
