Эстер, оставшись наедине со мной, обнаружила большую чувствительность к комплиментам, которые я ей высказал по поводу ее прекрасного, и в то же время решительного, ответа, потому что она не могла быть, как я, в курсе дел, происходящих во Франции.
— Я благодарю вас, — сказала она, — что вы меня поддержали, но признайтесь, что, для того, чтобы доставить мне удовольствие, вы слегка солгали.
— Разумеется, потому что я видел, что вы счастливы; скажу вам даже, что вам не следовало об этом и знать.
— Скажите, что я не могла этого знать заранее. Подтвердите, что это правда.
— Я подтверждаю это полностью, чтобы вас успокоить.
— Вы жестокий человек. Вы ответили, что во Франции будет новый генеральный контролер. Вы рискуете, таким образом, скомпрометировать оракул, я на это никогда бы не осмелилась. Мой дорогой оракул! Я слишком его люблю, чтобы подвергать такому позору.
— Это показывает, что не я его придумал, но я побьюсь об заклад, что Силуэт будет отставлен, что говорит сейчас и оракул.
— Дорогой друг, с вашим упрямством, вы сделаете меня несчастной, Я могу быть довольна, лишь будучи уверенной, что постигла кабалу как вы, не больше и не меньше, и теперь вы уже не можете мне говорить, что вы предсказания делаете из своей головы. Вы должны убедить меня в обратном.
— Я над этим подумаю, чтобы доставить вам удовольствие.
Я провел целый день с этой девушкой, у которой было все, что нужно, чтобы стать счастливейшей из смертных, и которая составила бы мое счастье, если бы, не любя свободу превыше всего, я смог бы помыслить поселиться в Голландии.
На следующий день мой злой гений направил меня в «Город Лион» — гостиницу, где остановился Пикколомини. Я нашел его вместе с женой в компании мошенников, которые, услышав мое имя, бросились мне навстречу. Это были шевалье Саби, который носил униформу майора на службе короля Польши и был мне знаком по Дрездену, барон де Виедо, богемец, который мне сказал, что граф де Сен-Жермен, его друг, прибыл, остановился в «Звезде Востока» и спрашивал, где я поселился. Рябой бретер, которого мне представили под именем шевалье де ла Перин, и в котором я узнал того Тальвиса, который сорвал банк у принца-епископа в Пресбурге и который был должен мне сотню луи. Другой итальянец, по виду жестянщик, по имени Нери, который сказал мне при знакомстве, год назад, что он музыкант. Я вспомнил, что видел с ним несчастную Люси. С этими мошенниками была якобы жена шевалье Саби; это была саксонка, довольно красивая, которая беседовала с графиней Пикколомини, говоря очень плохо по-итальянски. Первым делом я очень вежливо, и заранее поблагодарив его, попытался вернуть мои сто луи у этого ла Перин, который ответил мне с дерзким видом, что он помнит, что должен мне сотню по Пресбургу, но что в этой связи он помнит и кое-что более важное.
— Вы должны мне реванш, — говорит он, — со шпагой в руке. Вот след маленькой бутоньерки, которую вы подарили мне семь лет назад.
Говоря так, он отодвигает свое жабо и показывает компании маленький шрам. Эта сцена прервала разговоры по всей комнате: сто луи, шрам, требование реванша — все это было необычным. Я сказал гасконцу, что в Голландии я не даю реваншей, потому что у меня дела, но я буду защищаться повсюду, где на меня нападут, и, предвидя такую возможность, предупреждаю его, что хожу, вооруженный пистолетами. Он ответил, что желает реванша со шпагой в руке, но даст мне время окончить свои дела.
Пикколомини, который остановился на вопросе о сотне луи, предложил сыграть в фараон. Будучи в своем уме, я не стал бы играть, но намерение вернуть потраченную сотню все же заставило меня взять в руки карты. Я проиграл до ужина свою сотню дукатов и после ужина отыграл их на мелок. Желая со мной расплатиться, чтобы я мог идти спать, Пикколомини дал мне вексель на банк Амстердама, выпущенный домом Миддельбург. Я этого не хотел, но счел нужным уступить, потому что он сказал, что выкупит его у меня завтра утром. Я покинул эту компанию воров, отказав Перину, который проиграл сто луи, выдать их ему в качестве компенсации реванша. В раздражении он стал задевать меня словесно, но, проигнорировав все, я направился спать, здраво рассудив больше не иметь дела с этим головорезом.
Назавтра я вышел, однако, с намерением пойти учесть вексель Пикколомини. Сначала я зашел в кафе, чтобы позавтракать, и встретил там Рижербоса, друга Терезы, которую читатель, возможно, помнит. Обнявшись и поговорив о нашей даме (он ее так всегда называл), которая находится в Лондоне и пользуется там успехом, я показал ему свой вексель, сказав, как я его получил. Он осмотрел его и сказал, что он фальшивый, что он является копией настоящего, который был оплачен накануне. Видя, что мне трудно ему поверить, он отвел меня к торговцу, который показал мне оригинал, которым с ним расплатился незнакомец… Я попросил Рижербоса пойти со мной к Пикколомини, который, может быть, тем не менее, учтет его мне, в противном случае он будет свидетелем того, что будет.
Мы туда пошли. Пикколомини, вежливо с нами раскланявшись, попросил дать ему вексель, и он, мол, вернет его торговцу, чтобы тот его учел. Рижербос, взяв слово, сказал, что торговец, на которого был выписан вексель, не будет его оплачивать, потому что он уже его оплатил, и что вексель, что дал мне Пикколомини, — всего лишь копия. Тот сделал вид, что удивлен, сказал, что это невероятно, но что он разберется.
— Вы разбирайтесь, как вам будет угодно, — сказал я, — но пока отдайте мне мои 500 флоринов.
Он говорит, что я его знаю, что я могу ждать, что он представит гаранта векселя, он повышает голос, вмешиваются его жена и его слуга — головорез. Рижербос берет меня за руку, тащит за порог и ведет к человеку очень благородной внешности, который оказывается лейтенантом полиции. Выслушав всю историю, тот говорит мне оставить ему вексель и сказать, где я обедаю. Я называю ему дом г-на Д.О., и этого достаточно. Мы выходим, я благодарю г-на Рижербос и ухожу к Эстер.
Она встречает меня с радостью, упрекает за то, что не появлялся накануне. Мне это лестно. Она очаровательна. Я говорю ей, что только большие заботы не позволяют мне видеть ее каждый день, потому что ее глаза жгут мне душу. Заявив, что она этому не верит, и что я должен придумать, как ее убедить, она говорит мне, что если верно, что моя кабала обладает разумом, не имеющим ничего общего с разумом ее кабалы, я могу получить ответ с помощью кабалы — какое средство следует мне употребить, чтобы ее разубедить. Я притворяюсь, что счел этот способ великолепным, и предлагаю ей задать вопрос. Пришел ее отец с биржи, и мы сели за стол. Мы были за десертом, когда явился полицейский чиновник и передал мне от магистрата 500 флоринов, за которые я выдал ему квитанцию. После его ухода я рассказал г-ну Д.О. Всю историю, и прекрасная Эстер упрекнула меня, что я предпочел ей дурную компанию. Она захотела, чтобы я пошел с ней на голландскую комедию, где я скучал, в то время как она смотрела пьесу с самым живым вниманием. Вернувшись домой, она пересказала пьесу, потом мы поужинали, и вопрос о кабале не вставал. Я получил приглашение от нее и от г-на Д.О. обедать у них ежедневно или извещать их, когда не смогу прийти.
