Редер очень доволен своим адвокатом. Но и доктор Зиммерс должен признать, что никакой другой подсудимый не сделал такого значительного вклада в дело защиты, как Редер.
Каждый из тех, кто предстал перед Международным трибуналом, мог вызывать свидетелей. Этим правом воспользовались и гросс—адмиралы. Только с большей, чем другие, осмотрительностью. Их адвокаты Зиммерс и Кранцбюллер уже имели возможность наблюдать трагические ситуации, когда свидетели защиты усилиями обвинителей превращались в свидетелей обвинения, а иные документы, представленные подсудимыми, превращались в весьма своеобразные и малоприятные бумеранги.
Читатель хорошо знает также, сколь антагонистическими были отношения между подсудимыми. Это неизбежно передавалось и защите. Трудно забыть скандальную сцену между адвокатами Геринга и Шахта. А— итог всегда был один — выигрывало на этом только обвинение.
За несколько месяцев процесса адвокаты адмиралов, да и их подзащитные, научились многому. Они действовали солидарно, зорко вглядываясь в обстановку, складывавшуюся на процессе, а еще больше в обстановку за стенами Дворца юстиции. Исподволь готовились контрдоказательства особого рода, такие, какие не под силу собрать ни одному другому адвокату. Придет время, и они выложат свои козыри на судейский стол. А пока — терпение и последовательность.
Определенные надежды защиты возлагаются на адмирала Шульте—Монтинга — моряка кайзеровских времен. Этот человек уже много лет знает Редера. Доктор Зиммерс убежден и хочет, чтобы суд поверил ему, что этот «старый моряк» свободен от груза нацизма и рассматривает поражение фашизма как свою собственную победу. А уж «старый моряк» своими показаниями будет убеждать убеленных сединой членов Международного трибунала в том, что и для Редера день суда над всей этой бандой, сидящей на скамье подсудимых, — это самое яркое выражение господней воли. Жаль, конечно, что и Редера каким—то ветром занесло на эту скамью. Но ведь на то и суд, чтобы внести ясность...
Ряду весьма важных свидетелей доктор Зиммерс направил опросные листы. Их получили, в частности, вице—адмирал Ломан Вальтер, рейхсминистр в отставке Карл Зеве—ринг, генерал—адмирал Альбрехт, работавший с Редером с 1926 года, бывший статс—секретарь Вайзцеккер. Они должны были рассказать суду о том, что Эрих Редер отрицательно относился к агрессивной войне, что строившийся под его руководством военно—морской флот предназначался только для целей обороны, что между Редером и Гитлером неизменно возникали разногласия и в спорах с фюрером гросс-адмирал всегда занимал позицию мира, а не войны, что Редер был решительным противником вооруженного столкновения с Советским Союзом.
Это все свидетельства политиков о политике, военных о военном. Но доктор Зиммерс сознает, что после стольких лет господства нацизма и милитаризма вера даже в таких свидетелей поколеблена. Поэтому он счел не лишним опереться и на других людей, чья репутация даже для судей Международного трибунала выглядит безупречно. У свидетельского пульта — госпожа Ганнеле фон Позер. Первым делом она сообщает суду, что не находится в родстве с гросс—адмиралом Редером и что никакого отношения не имеет ни к нацистской партии, ни к ее организациям. Сняв с себя таким образом всякие подозрения в необъективности, свидетельница продолжает:
— Я правнучка умершего в тысяча девятьсот сороковом году бывшего начальника морского кабинета адмирала фон Мюллера, который известен своими либеральными взглядами. До своей смерти он был в тесной дружбе с гросс—адмиралом Редером … Незадолго перед войной переписывался с одним английским адмиралом, сетуя на немыслимое обхождение с евреями. Как член … церкви, он просил Редера вступиться за пастора Нимёллера, и Редер всячески пытался освободить последнего. … Гросс-адмирал с беспримерным мужеством заступался за старых служак военно—морского флота, даже если они были опасными противниками национал—социалистского режима.
Свидетельница понимала, что при всем том Редера компрометирует один упрямый факт: служба нацизму вплоть до того, как «третья империя» достигла кульминационной точки своего успеха. Но Ганнеле фон Позер и этому находит объяснение, по странной игре случая полностью совпавшее с трактовкой данного вопроса адвокатом Зим—мерсом и самим Редером:
— Из—за верности начальству в христианском смысле Редер лояльным образом продолжал работать дальше и выполнять свои задачи также и при Гитлере. Но я знаю, что он в течение многих лет пытался уйти в отставку со своего поста и был в отчаянии, что это ему не удавалось, особенно с момента начала войны.
И чтобы уж до конца прояснить позицию Редера в отношении Гитлера и фашистского государства, свидетельница доводит до сведения суда, что однажды в разговоре с ней гросс-адмирал заявил:
«Я говорю «хайль Гитлер» только тем людям, которые мне не симпатичны».
Ганнеле фон Позер хочет, чтобы высокий трибунал, заседающий в старинном немецком городе Нюрнберге, поверил ей, что все ее показания о Редере — долг перед памятью дедушки, «который, если бы он еще жил, всеми своими силами вступился бы за этого скромного, благородно мыслящего и верного товарища».
Долгие месяцы процесса уже убедили Редера в том, что судьи с солидной долей скепсиса выслушивают некоторых свидетелей. Но эта дама, эта почтенная дворянка, с его точки зрения, не могла не произвести на них самого лучшего впечатления.
А вот еще один подобный свидетель. Нет, это не адмирал, не дипломат, не какой—нибудь министерский чиновник. Это человек, посвятивший себя науке, профессор Роберт Зейбт. Он сообщает суду:
— Мое знакомство с господином Редером начинается с последних классов гимназии. Качества, которые отличали его тогда, в основном были те же, которые характеризовали всю его последующую жизнь, — природное благородство, сдержанность, с одной стороны, и с другой — отзывчивость и доброта...
Свидетель готов поручиться за то, что Редер не нацист по своим убеждениям. Это начисто и ключалось его воспитанием, всем укладом, который царил в его доме:
— За семейным столом господина гросс—адмирала даже в присутствии гостей совершалась молитва: «Приди, Иисус, будь нашим гостем и благослови все то, что ты нам даровал».
Далее профессор разъясняет суду, что в гитлеровской Германии среди принципов, отличающих нациста от ненациста, одним из первых был расовый принцип. Человек, не исповедовавший антисемитизм, всегда рассматривался как враг нацистской идеологии. А гросс-адмирал Редер не только был чужд самой идее антисемитизма, но всеми силами старался помочь жертвам этой нацистской политики. Конечно, и другие подсудимые могли привести в качестве оправдывающего обстоятельства ссылку на то, что они где—то, когда—то спасли того или иного еврея. Но для Геринга или Риббентропа это было своего рода эксцессом, не укладывавшимся в обычные рамки их поведения. Для Редера же антисемитизм был неприемлем принципиально. Для него существовала лишь одна идеология — идеология глубоко верующего человека, идеология Христа.
