— Это же настоящий подвиг, — сказал я Григорию Николаевичу, когда он заглянул к нам на корабль.
Охрименко пожал плечами:
— Зачем громкие слова?
И он заговорил о Викулове, который не раз спускался на дно Южной бухты, где лежала мина, об инженерах М. И. Иванове, Б. Т. Лишневском и С. И. Богачеке, чей опыт пригодился при разоружении магнитно–акустической мины.
Новый буксируемый акустический трал, поступивший к нам на вооружение, оправдал надежды. Теперь донные мины уничтожались методично и наверняка. Не потому ли моряки больших кораблей с какой–то особой теплотой — мы это сразу же почувствовали — стали относиться к экипажам тральщиков.
Признаюсь: до войны, проходя службу на канонерских лодках, я как–то свысока поглядывал на тральщики. И не только я — многие канлодочники недооценивали малые корабли. Но потом я понял, что был не прав, и при встречах со своими бывшими сослуживцами уже с гордостью рассказывал им о своем тральщике, его достоинствах. При этом непременно подчеркивал его преимущество перед канонерскими лодками в скорости хода: у «Щита» она превышала 18 узлов.
Это был новый корабль, вступивший в строй летом 1937 года. Его водоизмещение достигало почти 500 тонн. На корабле в качестве главных двигателей были установлены два дизеля по 1500 л. с. С полным запасом дизельного топлива в 58 тонн «Щит» мог пройти 3300 миль. Для постановки минных заграждений он брал на борт 30 крупных мин или 46 минных защитников, а для борьбы с подводными лодками противника — 20 глубинных бомб. На вооружении корабля находились тралы (параван–трал, змейковый, Шульца), бомбосбрасыватели и бомбометы, одно 100‑мм и одно 45‑мм орудия, а также два крупнокалиберных пулемета (ДШК). Когда началась война, на тральщике дополнительно установили три 37‑мм зенитных орудия и один крупнокалиберный пулемет. Соответственно увеличился и экипаж, который насчитывал 66 человек.
Конечно, многого нам еще недоставало. Это мы со всей остротой почувствовали в боевых походах, когда круг задач, которые приходилось выполнять, заметно расширился. Хотелось иметь больше зенитных установок, гидроакустическую аппаратуру. Но мы видели свой долг в том, чтобы с максимальной эффективностью использовать все то, чем располагали.
Случилось так, что перед самой войной почти полностью сменился командный состав: на тральщик пришли помощник командира лейтенант Николай Матвеевич Сотников, ранее служивший артиллеристом на однотипном БТЩ, штурман лейтенант Олег Александрович Чуйко, плававший на пассажирском теплоходе, командир артиллерийско–минной боевой части лейтенант Иван Федорович Бережной — выпускник военно–морского училища, командир электромеханической боевой части инженер–лейтенант Иван Мефодьевич Самофалов, тоже пришедший к нам из училища. Да и я, можно сказать, был еще новичком: командиром «Щита» стал в конце 1940 года, сменив Сергея Степановича Воркова, назначенного командиром эсминца.
К счастью, обновление командного состава корабля прошло сравнительно безболезненно. Это во многом объясняется тем, что мы получили очень хорошее наследие — сколоченный экипаж, по–настоящему крепкие, боевитые партийную и комсомольскую организации. И потом нам просто везло на людей: новые командиры подразделений, как, впрочем, и остальные моряки, оказались исключительно толковыми специалистами. Все они отдавались порученному делу самозабвенно. А это главное, в этом заключено девять десятых успеха воинского коллектива.
Мы часто выходили в море: днем — на траление, ночью — в ближний или дальний дозор[3].
Для несения дозорной службы тральщик, строго говоря, не предназначался. На нем не было радиолокационных и гидроакустических установок, позволявших своевременно обнаруживать противника, особенно в ночное время. Как уже знает читатель, и артиллерийское вооружение у «Щита» было не могучее.
«Не от хорошей жизни приходилось посылать тральщики на выполнение несвойственных им функций», — отмечал в своих воспоминаниях Н. Г. Кузнецов, в то время Нарком Военно — Морского Флота[4].
Но как бы там ни было, экипаж со всей ответственностью нес дозор. В случае обнаружения противника мы могли по радио оповестить штаб ОВРа и отряд сил поддержки дозора.
Обычно, когда тральщик приходил в заданный квадрат, я приказывал сбавить ход до среднего. Обозримый район моря был разбит на сектора наблюдения. С переходом на боевую готовность номер два одна смена личного состава оставалась у оружия и механизмов, другая отдыхала. Но море и летом не всегда спокойно. Иногда в дозоре нас застигал жестокий шторм. Тут уж не до отдыха.
Того и гляди, как бы не случилась беда. Крутая волна свободно гуляет по палубе. Лагом[5] к волне корабль идти уже не может: крен достигает критической точки. Приходится лавировать, выбирать для поворота на обратный курс благоприятный момент, сбавлять ход до малого. А рядом с нашим квадратом — минное поле. Случалось, что под воздействием волн и течений мины срывались со своих мест. Обнаружить же смертоносный шар в кипящем водовороте весьма трудно.
К счастью, беда обходила нас стороной. Но однажды шторм все же принес ее. В ту ночь он особенно неистовствовал. Могучие волны швыряли тральщик как щепку. Корпус «Щита» поскрипывал и стонал. Вот корабль подбросило волной и послышался треск. Механик Самофалов доложил: по левому борту в районе камбуза появилась трещина на палубе; камбузная плита выпала из гнезда и грозит разнести помещение.
Аварийная партия быстро закрепила плиту. А трещина на палубе вызывала у нас тревогу. Я донес по радио о случившемся в штаб. Вскоре поступил приказ командира ОВРа — следовать в базу.
Специалисты нашли повреждение серьезным. Флагманский инженер–механик К. И. Кашин сообщил, что на следующий день тральщик станет в эллинг.
Ремонт длился недолго. Рабочие заделали трещину, приварили вдоль нее металлические листы, и вскоре мы снова вышли в море. Работа была выполнена настолько надежно, что с этими листами на палубе «Щит» проплавал всю войну.
В походах на мостике тральщика нередко можно видеть Никиту Павловича Савощенко, комиссара; его невысокую плотную фигуру всегда облегает отлично сшитое обмундирование. Он любит носить тужурку даже во время похода. Никита Павлович идет в бой как на праздник.
Что ж, форма одежды в походах, в боевой обстановке тоже многое значит. Мне вспоминается такой факт. Это было уже летом 1942 года. Лидер «Ташкент», доставив в осажденный Севастополь полк морской пехоты, готовился в обратный рейс. Командир корабля капитан 3 ранга В. Н. Ерошенко приказал экипажу, кроме нижней вахты, надеть парадную форму. Это произвело большое впечатление, в том числе на защитников Севастополя и на тех 2300 пассажиров — женщин, детей и раненых бойцов, которых доставлял «Ташкент» на Кавказ.
