Нашей бригаде еще везло, что противник лишь во второй половине мая стал стал использовать мины, иначе потери были бы куда больше. Самое поразительное здесь то, что порою мины УЧК получала не только по воздуху, а и от нашей армии. Во время одной из бомбежек наши сбежав оставили грузовик с минами (до девятисот штук), которыми завладели шиптары. Не знаю точно, где это произошло, но большинство людей упоминало один наш пехотный батальон, а иные и аэродром, и возможно, что речь шла о двух отдельных случаях за которые никто так и не ответил, вопреки военному положению, при котором военнослужащих отдавали под суд за задержку на пару дней дома. Главное же то, что буквально через несколько дней по всей зоне ответственности нашей бригады наши машины стали подрываться на минах, и до начала июня когда мы имели не менее двух десятков убитых и раненых. Все это говорило и о наличии организации у противника, и о росте его боевого опыта. В июне диверсанты УЧК вообще поставил мину на автопуть Приштина - Печ рядом с перекрестком на селение Комораны, на месте по которому проезжали почти все наши машины ехавшие или в Приштину или в Сербию. Тогда утром за час до того как я здесь проехал, подорвался грузовик "ПИНЦ" из Приштины, в котором погибло пять солдат срочной службы, и было видно, что мина была установлена в одну выбоину в асфальте. Позднее было установлено, что мины порою ставили и местные женщины пользуясь свободой передвижения. После этого нашим подразделениям было приказано усилить патрули для проверки дорог, но это ведь одновременно и делало их подверженными снайперскому огню и хорошо, что противник не прикрывал свои мины огнем, а тем более не использовал дистанционные подрывы, в особенности мины направленного действия. Но ошибки противника часто перекрывались халатностью многих наших бойцов и командиров: село через дорогу от Комораны никто, как потом оказалось, и не проверял, хотя от него до дороги было метров 300. Проблема была и в том, что дороги контролировала полиция, а содействие тут было на неудовлетворительном уровне. Однако и иные командиры действовали так, что перебивали все рекорды мыслимой халатности, что уже просто приводило в недоумение.
Однажды когда я и Слава,вдвоем решили использовать свободное время и сходить в гости к русским из танкового батальона, мы увидели, как борются с УЧК в этом батальоне. Встретили мы двоих из них,один из которых был Коля из Екатеринбурга но другой Давид,был гражданином Израиля, в Полянцы, куда они прибыли со своим комбатом на разведку. Что тот мог разведывать здесь, где была кухня его батальона я не знаю, но потом, после часа шатаний, он позвал этих двоих наших новых знакомых, и мы недолго думая, присоединились к ним. Добравшись до села, где стояла одна рота, комбат, человек довольно самоуверенный повел человек десять на пригорок откуда все они в бинокли стали рассматривать полусожженное село на горе через глубокую лощину и, видимо, для них это и называлась разведкой. Комбат потом сказал нашим новым товарищам, что, мол, сходите в село на полчасика и проверьте, но никого не трогайте, там, мол, живет мой "шиптар", копающий нам траншеи, и после этого пошел пить кофе и ракию, а нас двоих даже и не поприветствовал. Это было настолько типично, что я уже пожалел о том, что мы вызвались пойти в разведку. Не только благодарности, но и элементарного приличия в поведении и комбата и всей его большой свиты не было, также у этих "профессионалов" не было ни капли понимания того что такое разведка. Сходить на полчаса в село, где не было наших войск, было явным идиотизмом, ибо любой случайный шиптар нас шедших прямиком в село через открытое поле, мог бы "снять". Конечно приходилось нам ходить по открытому полю , но лишь когда обстановка это позволяла, или это было необходимо, а сейчас это было все ни к чему. К тому же внимательно наблюдая в бинокль за селом мы увидели что опушка леса прямо над ним весьма сомнительна и там виднеются какие-то темные провалы и целлофан. Решили мы в конце концов идти в обход справа, держа в поле видимости село, и одновременно имея хоть какое то укрытие. "Моторол" мы естественно не получили, но все равно разделились на две группы, в одной двое ребят из батальона должны были идти краем леса, а во второй мы вдвоем и один резервист с пулеметом делали бы более глубокий обход договорясь о месте встречи в лесу. Выйдя на договоренное место, мы сразу обнаружили там блиндаж и траншеи, а затем продолжили путь. Как это и бывает в горах расстояние было обманчиво, а мы к тому же по пути были вынуждены перейти одну лощину. На подходе к селу мы вышли на место отдыха шиптар, которые не желая спать в уязвимых домах, здесь оборудовали шатры и несколько огневых позиций, хотя и пустых, но полных свежих следов. Шли мы шиптарскими тропами, что было самое бесшумное, быстрое и безопасное дело и, выйдя на грунтовую дорогу, шедшую по опушке леса, как и предполагали, нашли несколько выкопанных ячеек огневых позиций. В селе никого не было, но и здесь было много следов, а в сарае стоял конь. Пройдя через рощу во вторую половину села, где жил комбатов якобы "лояльный" шиптар, в первом же доме мы нашли какую-то семью в человек десять, но мужчин здесь не было. Молодая женщина, месившая хлеб увидев нас, перепугалась, но на все вопросы лишь пожимала плечами, мол не понимаю сербский. Махнув рукой, мы пошли дальше, опять разделившись на две группы. Там было найдено несколько жилых домов, в каждом по десятку детей, что поражало плодовитостью одного "лояльного" шиптара, которого при этом так и не нашли. В одном дворе была выкопана ячейка направленная прямо на село, где находился штаб батальона, и в ней была набросана свежая солома. В нескольких домах были найдены запасы продуктов и лежанки на десяток человек.
Особых сомнений в том, что отсюда действовала группа УЧК не было и мы ни о чем и не спрашивали местных. Тропа с края села вела как раз в том направлении, откуда они не раз вели огонь по дороге.
Неожиданно с этого направления с примерно полукилометрового расстояния раздалась стрельба, но того, что произошло мы по причине отсутствия радиосвязи не знали, но потом выяснилось, что в засаду попала одна из нашых машин, на которой офицеры штаба шли на разведку места будущего наступления: был убит один заставник (прапорщик) из штаба, а шиптары смогли взять не только документы, но и пулемет.
Мы же, возвратившись в первый дом, выпили воды и перекусили хлебом, вынесенным местными женщинами. Нас встретившей женщины мы уже не нашли, видимо та побежала предупреждать своих в лесу. Делать нам было уже нечего, и я, присев отдохнуть у дерева, поднял голову и вдруг увидел сидение на ветках, к которому вела лестница, но не с земли, а с нижней толстой ветки. Отсюда хорошо просматривались позиции танкового батальона, но, разумеется, никто здесь из шиптар не понимал по сербски даже сказанных мною слов УЧК в другом случае им всем хорошо понятным. Махнув на все это дело рукой, мы пошли назад напрямик, договариваясь о месте будущей засады, дабы попытаться что-то узнать о судьбе товарища наших новых знакомых пропавшего без вести Сергея Стацева из Днепропетровска. А что касается комбата, он нас, естественно, ждать не стал. Впрочем, засады не получилось ибо командование начало "капать на мозги" ребятам из танкового батальона - их комбат жаловался в штабе, что его "русы" вышли из-под контроля, хотя контроль по его понятию был в сидении по домам и несению сторожевой службы. Борьба с шиптарами здесь понималась в избиении кого-нибудь из трех-четырех десятков военно-способных албанцев, которые были размещены как рабочая сила в танковом батальоне, к тому же по соседству с русскими. Возможно комбат в глубине души надеялся, что "русские криминальцы" кого-то из них убьют, , но русским не было никакого желания шиптар трогать, тем более что тут "героев" хватало, в отличии от боевых ситуаций. Что касается нас, то мы встретили хороший прием у Бояна командира одной из рот танкового батальона,сербского капитана ставшего неформально командиром русских, и до этого уже воевавшего где-то в Краине и Боснии. Главным препятствие в планировавшейся засаде были приборы ночного видения. Комбат и его "пенсионеры" если бы и имели их, то не дали бы, а командование нашей разведроты имея семь таких приборов, по какой-то странной логике не давали их никому, хотя использовалось лишь три и то для стражи(службе на позициях), словно та не могла вестись без них, как и в пехоте. Не помогли просьбы ни наши ни капитана, да и мы сами при выходе на дозор ни разу не могли их получить, а если и получали, то с полузаряженными батарейками. Помню однажды, когда я и Слава опять вдвоем ночью залезли в один отдельностоящий дом в 500 - 600 метрах от наших позиций в одном селе, то сначала один командир взвода выключил свою "Мотороллу", когда мы уже вобрались в дом, хотя я долго трудился перед выходом, объясняя ему и его подчиненным каковы ориентиры и каковы сигналы. Потом у нас закончились батарейки в ПНВ, и вся надежда была на находившиеся рядом минные поля и на мину поставленную на нашем первом этаже, да на какого-то шиптарского пса, почему-то полюбившего нас и ставшего нести вокруг дома стражу. Скорее всего, мы уже тогда так провонялись запахом местных домов, что ничем для него не отличались по запаху от шиптар, которые, кажется копошились в соседних кустах, но так как в полночь у нас разрядились батарейки в ПНВ, то об этом наверняка знать мы не могли. Русские добровольцы из танкового батальона так же вчетвером или впятером вместе со своим капитаном раз зайдя в албанское село два часа не могли из него выйти отбиваясь от полутора десятков шиптар, а все те герои из их батальона, кричавшие о том, что "шиптары - пички" (п...ды по русски), что-то к ним не пришли на помощь, хотя танки батальона были недалеко. Я не склонен преувеличивать боевой дух шиптар, но все же любого противника уважать надо, а самые большие крикуны сидят в штабах и тылах, и в разведку не ходят. Заслуга шиптар была уже в том, что они хоть как-то выдержали югославскую армию и сохранили УЧК. Конечно тактика их была проста: "выстрелил - убегай", что вобщем-то разумно. Но не раз бывало, что они воевали довольно упорно, а это говорит, что среди них все же есть не так уж мало хороших бойцов. Уже то как они передвигались ночью без лишнего шума, перекликиваясь голосами животных, в особенности подражая петухам, при этом не в сотнях, а в десятках метрах от наших позиций, иногда даже без автоматического оружия, должно было бы заставить относиться к ним серьезнее как к армии, а не как к банде разбойников.
