Весь 1959 г. лодка доводилась. Ее резали, кромсали, варили... Вновь и вновь мы выходили на испытания в Баренцево море, Норвежское, Гренландское... Постепенно экипаж набирал опыт эксплуатации, но главные недоработки ликвидировать не удавалось. Причина тому, на мой взгляд, наша отсталость в области металлургии и электроники, а также низкая культура производства.
Американцы, как я слышал, валы для винтов обрабатывают в Швейцарии, где минимальное загрязнение воздуха. Понятно, почему их лодки такие бесшумные. У нас же огарки электродов бросают прямо в цистерны, на стапеле — грязь, и даже стирают ее с рабочих поверхностей грязной ветошью. А ведь достаточно попадания малейших частичек грязи, чтобы в металле образовывались микроскопические каверны, происходило окисление, а затем появлялась течь. Именно этим объяснялись все наши сложности с постоянно текущими парогенераторами. И если сейчас положение изменилось, то вовсе не потому, что культура производства стала выше, а за счет внедрения титановых парогенераторов.
Дополнительный год, отпущенный на «опытную эксплуатацию», позволил нам осмотреться, написать отчеты и предложения по проведенным испытаниям, навести порядок в организации службы. Спасительным этот год оказался и для строителей базы подводных атомных лодок. К сожалению, ни одно ведомство не позаботилось вовремя о создании необходимой инфраструктуры на берегу для атомоходов.
Мы убедились в этом в 1959 г., когда впервые вошли в бухту Малая Лопатка и ошвартовались у только что поставленного плавучего пирса. Лодка прибыла на базу для ремонта оторванного на полном ходу лючка кормовой надстройки, и мы рассчитывали найти здесь все необходимое. Но что же мы увидели! Вокруг простиралась голая тундра с зарослями низкорослых деревьев, торфяники. На берегу — ни одного капитального здания, одни времянки. К счастью, у соседнего пирса стояла плавучая мастерская ПМ-6. Ремонтировались мы в течение трех суток, и поработали ребята так хорошо, что, думаю, только один этот лючок и сохранился на лодке по прошествии нескольких десятилетий.
Вынужденная стоянка позволила нам совершить экскурсию в жилой городок. Строился первый дом, остальные только закладывались. А уже были открыты штаты нового соединения подводных атомных лодок со всеми соответствующими службами берегового базирования. Куда селить офицеров, мичманов, специалистов с семьями? Но тогда рассуждали так: народ у нас самый лучший, вынесет и эти трудности. И вынесли, куда деться при таких руководителях!
В поисках льда
Мне предстояло совершить еще три выхода в море на нашей лодке. Все они были в той или иной степени связаны с необходимостью завершить государственные испытания и устранить недостатки, не позволяющие принять лодку в эксплуатацию.
Чтобы представить, насколько быстро все вносимые на нашей лодке конструктивные изменения учитывались на последующих кораблях серии, достаточно сказать, что одновременно с нашей еще три лодки — «К-5», «К-8» и «К-14» — будут сданы в конце 1959 г. На них уже не было много раз варенных и переваренных труб, секций, конструкций, и уровень радиоактивности на борту снизился в десятки раз.
Тогда же завершилось строительство и головной ракетной атомной лодки, которой командовал Николай Владимирович Затеев. Здесь наша история повторилась — лодка была сдана со значительными недоделками, и в последующие месяцы ее экипажу тоже пришлось хлебнуть немало неприятностей.
А наша «К-3» тем временем продолжала активно использоваться для испытания новых приборов и механизмов. Первый поход совершили в Белое море, второй — в Баренцево с заходом на строящуюся в Западной Лице базу. Третий поход планировался полностью автономным и в водах, где мы не могли рассчитывать на быструю помощь спасательных и других специальных кораблей. Впервые с нами не было адмиралов — старшим назначили командира соединения А.Сорокина.
Основная наша задача — найти ледовое покрытие и поплавать под ним, чтобы проверить работу эхоледомеров — новых приборов, замеряющих толщину льда.
Стоял ноябрь 1959 г. Мы вышли Карским морем за Новую Землю. Позади мыс Желания, но льда нет — Гольфстрим старается вовсю. Решаем идти над водой до самой кромки льда через желоб Святой Анны. Идем час, другой, третий, а льда как не бывало...
Достигаем 80-й параллели, а ледового покрытия все нет: только отдельные льдины, да топляк, напоминающий о расточительстве наших лесозаготовителей. Севернее 80-й параллели нам заходить не разрешалось — компасы еще не были испытаны на таких широтах. (Позднее, во время похода на Северный полюс они работали безотказно практически до самого полюса.) Решаем попытать удачу в Гренландском море. Сказано — сделано: проныриваем два моря — Баренцево и Норвежское — и вот мы у долгожданной кромки льда. Слева от нас — Гренландия, справа — Шпицберген. Широта около 80°.
Подныриваем под лед и идем на север. Вдруг в переговорнике тревожный голос старшины первого отсека Александра Крикуненко: «Справа 30 градусов шум винтов! Приближается! Перешел на левый борт!» Все всполошились. А Крикуненко продолжает: «Шум винтов слева — 20 градусов. Переходит на правый борт!»
Естественно, объявляю боевую тревогу. Предположения рождаются самые разные. Возможно, английский сторожевой корабль «Дункан», стоявший в дозоре на Гринвичском меридиане, засек нас при проходе и навел силы поиска. А может быть, над нами флотилия рыболовецких сейнеров, которые, спасаясь от жестокого шторма, прижались к ледовой кромке. В любом случае, хорошо бы осмотреться.
В центральном посту идет диспут. Штурман Евгений Золотарев докладывает: «Эхоледомер пишет: плавающие льдины.» Это старый прибор так показывает, а у нас на борту есть еще и новый, который мы как раз и испытываем. Посмотрев на его показания, представитель гидрографии совершенно авторитетно заявляет: «Льда нет! Что хотите со мной делайте — нет!»
Советуюсь с Жильцовым. Мнения со старпомом мы одного: чтобы разобраться в обстановке, надо всплывать. Уменьшаем ход до самого малого. Похоже, инерция движения полностью погашена. Поднимаем перископ и вдруг... Толчок, скрежет, и из оптического прибора брызжет вода.
Немедленно объявляется аварийная тревога. Борис Акулов, назначенный в это плавание флагманским механиком, руководит работой аварийного расчета.
Перископ не опускается, но вода продолжает течь. На всякий случай под него подкрадывается пирамида из брусьев и досок. Вдруг придется погружаться, и тогда он под давлением со свистом, как макаронины у Чаплина в «Огнях большого города», соскользнет в центральный пост. Когда в центральный пришел А.Сорокин, мы все вместе решаем, что делать. Ясно одно: необходимо как можно скорее выйти из-подо льда, всплыть и посмотреть, насколько серьезны полученные лодкой повреждения. А одновременно разобраться, что за суда нас окружали и как действовать дальше.
