Переговоры продолжались в течение двух дней, 19 и 21 января. Сандино сформулировал свои предложения в документе, который стал известен под названием «Протокол мира» и служил руководством к действию для его представителей, участвовавших в выработке окончательного варианта соглашения с правительством.
Основные положения «Протокола мира» сводились к следующему:
1) Не допускать никакого иностранного вмешательства во внутренние дела Никарагуа; выяснить, нет ли у президента Сакасы тайных договоров с США, а также уточнить его отношение к вопросу о «национальной гвардии».
2) Создать на пустующих землях Никарагуа новый (при этом Сандино указал точные его границы) департамент под названием «Свет и Правда».
3) Все гражданские и военные власти департамента «Свет и Правда» должны быть назначены из числа командиров армии Сандино; в их распоряжении должно остаться все имеющееся у патриотов оружие. По замыслу Сандино, он сам и большинство солдат и офицеров его армии должны были жить в этом департаменте.
4) Изъять из государственных архивов и уничтожить все документы, возводящие клевету на освободительную армию. Объявить во всеуслышание, что многолетняя борьба сандинистов носила патриотический характер, велась на благо родины.
Переговоры затянулись на долгие месяцы. В них принимали участие не только представители правительства, но и многие представители буржуазных партий. Движимые ненавистью к герою национально-освободительной борьбы, издавна враждовавшие между собой консерваторы и либералы нашли общий язык, общую платформу. Их объединил страх. Больше всего они боялись, что Сандино будет играть ведущую роль в политической жизни Никарагуа и что подъем национально-освободительной борьбы в конце концов приведет к ликвидации их привилегий.
Особенно реакционную позицию занимали «национальная гвардия» и ее главарь Анастасио Сомоса.
Двадцать третьего января представители сторон договорились о прекращении военных действий на две недели. Но «национальные гвардейцы» по указанию Сомосы тут же нарушили перемирие.
Правительственные эмиссары пытались оказывать нажим на Сандино через Бланку. Бланка нервничала: она ждала ребенка. 25 января она писала мужу:
«Я тебя умоляю сделать все возможное… Я совсем потеряла покой. В то время как я тебе пишу, мне сообщили, что в Сарагуаске слышны взрывы бомб… Знаешь, если мы не договоримся, я буду первой жертвой».
В конце января, ввиду того, что переговоры через третьих лиц слишком осложнились, министр Сальватьерра снова отправляется в Сеговию к Сандино, и 31 января личные переговоры возобновляются.
Ночь на 1 февраля Сандино не спал. На рассвете он вышел из своей каморки и, продолжая, как обычно, ходить взад-вперед, сказал своим товарищам, назначенным представителями на предстоящих переговорах:
— Я всю ночь не сомкнул глаз и многое передумал. И вот что я скажу вам, друзья: в ближайшие пять дней должен быть заключен мир… Я должен сам встретиться с президентом и обо всем договориться. Другого пути нет… Я все обдумал.
Друзья и помощники пытались разубедить Сандино, но он стоял на своем.
Перед отъездом в столицу Сандино произвел в последний раз смотр своим войскам. По индейскому обычаю бойцы шагали по одному в ряд. Впереди на лошади ехал знаменосец, крепко зажав в руке сучковатую палку, на которой развевалось красно-черное знамя.
Сандино обратился к товарищам по оружию с речью. Он сказал:
— Братья! Мы воевали за освобождение нашей родины от иностранных захватчиков. Мы прогнали янки, но они мечтают снова вернуться на нашу землю, воспользовавшись междоусобной войной. Однако они ошибаются. Я считаю, что в ближайшие пять дней нужно добиться мира, и ради этого решил ехать сам, чтобы договориться с доктором Сакасой. На время моего отсутствия вашим командиром останется генерал Лара. Если Сакаса, вместо того чтобы выслушать, арестует меня, я покончу с собой. Пусть меня назовут предателем и плюнут мне в лицо, если я этого не сделаю.
Прощание с ближайшими помощниками и с командирами вылилось в тяжелую сцену. Люди, не раз смотревшие в глаза смерти, прошедшие нечеловеческие испытания и готовые отдать жизнь по приказу своего генерала, плакали. Прощаясь с Сандино, восхищаясь его смелостью и опасаясь за его жизнь, в душе каждый из них понимал необходимость рискованного шага, на который решился Сандино; все восхищались его выдержкой и смелостью. Генерал ставил на карту жизнь. Он шел в логово коварных политиканов и предателей, способных на любое преступление.
Шесть лет Сандино не был в Манагуа. И вот 2 февраля 1933 года он на столичном аэродроме. В президентском дворце его уже ждали. О приезде прославленного генерала Сандино знал весь город, и все, у кого была малейшая возможность пробраться во дворец, были там. На аэродром встречать Сандино выехал начальник авиации. Здороваясь с ним, Сандино сказал: «Я привез мир». В этот момент подъехал начальник «национальной гвардии» Анастасио Сомоса и пригласил Сандино в свой автомобиль.
Вот машина подкатила к президентскому дворцу. Часовые вытянулись во фрунт, толпа затаила дыхание. В голубой рубашке, высоких сапогах и широкополой фетровой шляпе партизанский вождь выглядел деревенским парнем, попавшим в театр, заполненный чванливой публикой. Светлый платок на шее оттенял смуглость его кожи. Удивление, радость, зависть, восторг были написаны на лицах людей, обступивших генерала.
Улыбающийся Сакаса обнял Сандино, и они, как добрые старые друзья, с трудом пробившись через толпу, уединяются, наконец, для переговоров. В полночь представители сторон подписывают соглашение, которое предусматривает суверенитет Никарагуа, соблюдение конституции и установление полного мира в стране. Для себя лично Сандино не требовал ничего, но для своих партизан добивался обещания обеспечить им нормальный переход к мирному труду: в Сеговии был выделен специальный район для расселения сандинистов. Сандино сохранил за собой право в течение года иметь вооруженную охрану из ста бывших партизан. Разоружение сандинистов было намечено произвести в городке Сан-Рафаэле дель Норте. Репортеры, заполнившие дворец, не успевали щелкать аппаратами, запечатлевая историческую встречу. Корреспонденты иностранных газет сбились с ног. С утра 3 февраля президентский дворец гудел как развороченный улей. Ночью никто не сомкнул глаз и не покинул «наблюдательного пункта».
Сакаса, довольный исходом переговоров, спросил Сандино, чем он может быть полезным его партизанам, и, услышав в ответ: «Двадцать пять кинталов соли!» — застыл с глупой улыбкой.
