Догадавшись, какие муки совести терзают ее любовника, Элеонора попросила принца написать ему. Луи-Наполеон послал полковнику довольно странное для заговорщиков письмо. Вот его текст:
«Месье, я не писала вам с того дня, как уехала, потому что сначала ждала, когда вы сообщите свои адрес. Однако сегодня, когда вы заняты приготовлениями к свадьбе, мне хочется написать вам несколько теплых слов. Вы неплохо меня знаете и, конечно, осведомлены о чувствах, которые я к вам питаю. Но мне доставляет огромное удовольствие самой сказать об этом, и я не в силах больше молчать. Месье, теперь вам принадлежит все, что заставляет биться мое сердце: прошлое, настоящее, будущее. Раньше, когда я вас не знала, я жила словно без руля; подобно мореплавателю пустившемуся на открытие новых миров, я черпала веру в успех в собственном мужестве; у меня было много надежд и мало уверенности. Но с тех пор как я увидела вас, месье, мне показалось, что горизонт прояснился, и я могу крикнуть: „Земля! Земля!“
Я считаю своим долгом в нынешних обстоятельствах, когда мое замужество зависит от вас, еще раз выразить вам свое дружеское расположение и сказать, что, каким бы ни оказалось ваше решение, что никак не повлияет на мои чувства к вам. Я хочу, чтобы вы действовали исключительно в соответствии с вашими убеждениями и были уверены, что, пока я жива, я буду с нежностью вспоминать ваше. прекрасное ко мне отношение. Буду также счастлива, если когда-нибудь смогу доказать вам свою признательность.
А пока, в ожидании сообщения, выйду ли я замуж или останусь старой девой, прошу вас рассчитывать на мою самую искреннюю любовь.
Луиза Вернер» .
Это письмо буквально гальванизировало Водрея. Он поклялся себе ни в коем случае не допустить, чтобы принц Бонапарт остался старой девой, и поспешил броситься к ногам Элеоноры.
— Принц мне написал, — сообщил он ей. — Я — его Земля! Он может рассчитывать на меня. Вы все можете рассчитывать на меня. Он выйдет замуж!..
Г-жа Гордон не знала содержания высочайшего письма. И тем не менее ей показалось, она поняла, несмотря на взволнованные слова полковника, что он готов принять участие в заговоре…
К тому же предстояло еще на период до совершения государственного переворота оградить Водрея от влияния генерала Вуароля и нескольких офицеров, преданных правительству, тогда как Персиньи должен был продолжить бонапартистскую пропаганду в Страсбурге.
Как-то утром Элеонора, нежась в его объятиях, сказала:
— А что, если мы совершим маленькое путешествие как молодожены? Мне так хочется побыть с тобой наедине.
У Водрея был маленький домик в деревне под Дижоном. Вне себя от радости, он повез туда Элеонору. «Там в течение двух недель, — сообщает Альфонс Бомон, — только и занимались, что живыми картинами, вдохновленные Кама-Сутрой». Женщина с головой, г-жа Гордон ни на минуту не забывала намерений принца. В перерывах между двумя всплесками чувств она подготавливала полковника к главной роли, которую ему предстояло сыграть в момент мятежа .
24 октября Водрей и Элеонора покинули Бургундию и направились в Кольмар, где остановились в гостинице «Ангел» под именем г-на и г-жи Сессей. Там они встретили Персиньи, который дал им последние инструкции, а 26 октября любовники вернулись в Страсбург.
У обоих было необыкновенно приподнятое настроение. Виконт доверительно сообщил им, что государственный переворот намечен на 30 октября, на рассвете…
28 октября 1836 года в Страсбурге шел снег. В 11 часов вечера Луи-Наполеон, пряча нос в поднятый воротник сюртука, вышел из кареты у дома на улице Фонтен.
Кучер помог донести багаж до маленькой комнатки, снятой Персиньи для принца, и вернулся на улицу.
Принц подошел к окну и долго предавался мечтам, глядя на падающий снег. Потом открыл чемодан, вынул мундир, который должен был надеть через день, а также специально заказанную генеральскую шляпу, которая своим фасоном, по совету Персиньи, напоминала шляпу императора. Стоя перед зеркалом, он искал, как бы поэффектнее приладить головной убор, который ему еще не приходилось носить. Наконец, он надел шляпу откровенно поперек головы, как это делал Наполеон I.
Однако он показался себе смешным и был этим огорчен.
Спать он улегся в плохом настроении. На следующий день к нему явился Бодрей и представил разработанный им план операций. Ничто в этом плане не было отдано на волю случая: 4-й артиллерийский полк, возглавляемый офицерами, связанными с повстанческим движением, должен поднять 3-й артиллерийский полк и 46-й пехотный полк, тогда как в задачу других отрядов входит захват генерала Вуароля, арест префекта и печатание листовок.
Вечером Луи-Наполеон тайно перебрался в дом четыре по улице Орфелен, где жила г-жа Гордон, пообедал крылышком цыпленка, разложил мундир на диване, набросал несколько прокламаций, написал письмо матери и лег спать, в то время как Водрей в соседней комнате приготовился провести последнюю ночь любви с красавицей Элеонорой.
В 6 часов утра начались военные операции. Полковник Водрей собрал свои войска во дворе казармы Аустерлиц и, не говоря ни слова, вышел на середину плаца.
Пораженные этим, бравые артиллеристы ломали голову, уж не должен ли появиться вслед за ним сам король, но тут, предшествуемый командиром эскадрона со знаменем в руках, над которым восседал орел, к ограде подошел Луи-Наполеон.
Полковник поспешил ему навстречу, поприветствовал поднятой вверх шпагой и вскричал:
— Солдаты! В этот миг свершается великая революция. Здесь перед собой вы видите племянника императора. Он прибыл, чтобы возглавить вас. Он прибыл на французскую землю, чтобы вновь отвоевать права народа: народ и армия могут рассчитывать на него, он вернет им славу и свободу. Солдаты, может ли племянник императора рассчитывать на вас?
В ответ раздалось громогласное:
— Да здравствует император!
Тогда слово взял Луи-Наполеон. Он заговорил о своем дяде, об Аустерлице, о Ваграме, о былой славе, потом неожиданно направился к одному офицеру и, как передает свидетель, «судорожно обнял его».
Этот непредвиденный жест вызвал новый взрыв энтузиазма. Принц, считавший, что дело складывается очень удачно, принял на себя командование, и под звуки военной музыки полк покинул казарму и направился к дому генерала Вуароля, которого надо было «нейтрализовать» как можно скорее.
Привлеченные шумом на улице, добрые страсбуржцы поспешили к окнам, недоумевая, что же происходит, хотя и готовые кричать все, что угодно. Подтверждение этому находим в одном анекдоте тех времен: на мосту Сен-Гийомен принц горячо пожал руку какому-то прохожему:
