Вот, поднимается он подобно облакам, и колесницы его – как вихрь, кони его быстрее орлов; горе нам! ибо мы будем разорены.
Смой злое с сердца твоего, Иерусалим, чтобы спастись тебе: доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли?
Ибо уже несется голос от Дана и гибельная весть с горы Ефремовой:
Объявите народам, известите Иерусалим, что идут из дальней страны осаждающие и криками своими оглашают города Иудеи…» (Ветхий Завет. Посл. пр. Иер. 4: 7 – 16).
Вместо Чубайса был назначен Владимир Каданников, директор и главный акционер Волжского автозавода. Он был моим земляком из Тольятти, однако наши пути в Москве почти не пересекались. Каданников хорошо знал моего отца, они много лет вместе проработали, и поэтому мы с ним мило здоровались, когда виделись на различных совещаниях. Начальником мне был назначен Александр Иванович Казаков. Вот с ним мы трудились душа в душу, и у нас не было даже тени противоречий.
Кстати, фраза «поставить к стенке» – это не оборот речи и не для красивости и драматичности. Это печальная констатация. Да, у коммунистов действительно существовали расстрельные списки. Я даже их видел. И свою фамилию в них тоже видел. Дважды. Один раз мне такие списки показывали после октябрьских событий 1993 года – их нашли в кабинете Хасбулатова. Второй – весной 96-го: Ельцин, Гайдар, Чубайс… Вот Коржакова, Барсукова, Сосковца, Грачева я что-то в этих списках не помню. Врать не буду, может, они там и были. Как-никак «расстрельщики российского парламента»… Но… не помню. Себя – видел. Хрен их знает, может, подделка. Для острастки. А может, и правда. Скорее всего. Очень похоже. Ощущения – неприятные. Такая бздиловатость подкатывает. Но – не сильно. Терпеть можно.
Есть, правда, одно маленькое «но»: все схемы финансирования согласовывались с Коржаковым и Барсуковым заранее. И ими визировались. В связи с этим представляю себе некий вымышленный диалог:
– Ну, это пустяк. Это к делу не пришьешь. Ничего не знаю, и дело с концом.
– А совесть?
– Совесть? Какая, на хер, совесть! Они ж народ разграбили!
– Вместе с тобой грабили-то…
– Со мной? Чушь какая-то. Вот истинный крест. Я всегда был против, но меня не слушали.
– Это тебя-то не слушали? Тебя попробуй не послушай…
– Да вы преувеличиваете. Я маленький человек. Охранник – и все. А это – воры, воры, воры…
– Да, братец, эко тебя колбасит!
– Ничего не знаю. Всех этих коммерсов – в тюрьму.
– Видишь, как у тебя все просто! Загляденье…
– Ничего не знаю. Не хочу. Не знаю, и все. В тюрьму. Во: у нас просто так не сажают… Виноваты – пусть ответят. А нет – так их выпустят. Короче, там разберутся.
– Где «там»? Ты что, дурак? Это ж у тебя самого, а не где-то там. В общем, не о чем с тобой разговаривать…
См. Бутылка третья. 1984.
Бутылка восьмая, 1989.
«Неизбежность необходимости» – по правилам логики два отрицания аннигилируются. Значит, остается «избежность обходимости». «Избежность» – как способность избежать чего-то или собственно избегание, а «обходимость» – способность обойти, не заметить, промолчать. Таким образом, я, имея возможность промолчать, не отреагировать на статью Минкина (по принципу: не трогай – не воняет), избегаю этой возможности и делаю ее подробный разбор. Как говорится – битому неймется…
Здесь и далее в этом комментарии полужирным шрифтом даны слова Минкина и приведенные им цитаты из старого интервью Коха.
Я уже описывал причины появления приватизационных чеков (ваучеров), которые были использованы как более технологичная замена приватизационных вкладов. Подробно об этом было написано в главе «Бутылка тринадцатая. 1994».
Небольшой пример. Как известно, размер рекламного рынка прямо пропорционален покупательной способности населения. Так вот, при населении 143 миллиона человек Россия имеет объем рекламного рынка на 20 % меньше, чем Польша, население которой – 39 миллионов человек. Вот вам и оценка емкости российского потребительского рынка и заинтересованности в нем производителей товаров. Это сейчас, в 2004 году. Не забудьте же, что здесь говорится о 1998 годе, после дефолта. Тогда польский рынок был больше нашего в три раза
Еще раз скажу банальность: Россия – многонациональная страна. Помимо этого, в ней есть различные конфессии. Безответная и необъяснимая любовь к православным сербам, в обход болгар, македонцев, черногорцев, украинцев и белорусов, выглядит крайне странно. При этом в стране с двадцатимиллионным мусульманским населением (в большинстве своем – тюркоязычным) не чувствуется особой, официальной мидовской, трепетной любви, например, к туркам, к казахам, узбекам.
О нишах чуть ниже. Подождите, там Минкин дает мне перцу.
Кстати, хоть с точки зрения «типичного русского холопа», хоть с любой другой, барская, соседская и чужая – это три разных лошади. Соответственно к ним всем разное отношение. И еще: «типичный русский холоп» – это синоним русского крепостного крестьянина. А он (быть может, Минкин этого не знает) является предком 90 % русских людей. В частности, например, и моим пращуром. Предки моей матери – выходцы из европейской части России, из крестьян, а значит, они были крепостными. Гордиться здесь нечем, но и скрывать я этого не собираюсь. Я не могу похвастаться принадлежностью к каким-либо избранным народам, которые счастливо избежали рабства.
См. Бутылка пятнадцатая. 1996.
См. Бутылка восьмая. 1989.
Петр Авен. Экономика торга // Коммерсантъ-Daily, 27 января 1999 г.
Андрей Илларионов. Тайна китайского экономического чуда // Вопросы экономики, № 4, 1998 г.
Поскольку Жечков часто упоминается в книге, на мой взгляд, настала пора пояснить, что это один из отцов-основателей рекламного бизнеса в России, совладелец «Премьер СВ» и – до недавнего времени – нашего журнала «Медведь», бессменный солист группы «Белый орел», исполнитель мегахита «Как упоительны в России вечера». Наш товарищ. Говорит, что миллионер.
Этот Блинов оказался занятным типом. Однажды он работал на «Внешэкономбанк» и выиграл у «Медиа-Моста» в арбитраже процесс по взысканию долга. Мы посчитали, что такой юрист нам пригодится. Забегая вперед, скажу, что мы ошиблись. Блинов оказался абсолютно некомпетентным человеком, у него не было даже юридического образования: он был врачом. Но этот недостаток он компенсировал абсолютной беспринципностью и феноменальной наглостью. Он даже был симпатичен в этом своем первобытном цинизме. Его юридические познания ограничивались лишь рассуждениями, как бы подкупить судью и сколько взять себе за это комиссии. Впоследствии он перешел на сторону «Медиа-Моста» и поливал нас грязью с той же энергией, как до этого – Гусинского. Судя по прессе – он сейчас сидит в тюрьме.