Увеличь себя до неизмеримой величины, избавься от тела, пересеки все времена, стань Вечностью, и тогда ты постигнешь Бога. Поверь, что для тебя нет ничего невозможного, считай себя бессмертным и способным познать всё, все искусства, все науки, природу всех живых существ. Вознесись выше всех высот, спустись ниже всех глубин. Собери в себе все ощущения от вещей сотворённых, огня и воды, сухого и влажного. Представь себе, что ты одновременно везде, на земле, в море, в небе; что ты ещё не родился, что ты в утробе матери, что ты молодой, старый, мёртвый, после смерти. Если ты охватишь своей мыслью всё сразу — времена, места, вещи, качества, количества, — ты сможешь постигнуть Бога».
Такой человек в герметической философии назывался Эоном. Бруно искренне полагал, что его труды увенчали многотысячелетнее развитие герметической мысли, приведя к созданию универсальной мнемонической системы, которая «чудесным образом поможет не только памяти, но и всем силам души». «Хотя я и не вижу твоей души, — говорит Бруно о себе от лица одного из своих персонажей, — по идущему от неё сиянию я понимаю, что внутри у тебя солнце или даже больший светильник». Поэтому мнемоническая система Бруно по сути своей являлась искусством Гермеса, подлинного Эона, — то есть того, кто, насытив свою память архетипическими образами, получил в уме слепок космоса, постиг Единую сущность, лежащую в основе разъятого мира вещей и явлений, и стал вместилищем божественной силы — «этот человек способен дойти до такого уровня совершенства внутри себя, чтобы трансформироваться, превратить себя в Образ — отражение Вселенной и завоевать таким способом мощь, которую несёт сама Природа».
Именно в этом смысле герметическое искусство было для него естественной магией: «Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней единой, различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопатой…
Для всего этого, конечно, необходимы та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом, каковые духовное солнце открывает миру в иные времена больше, в иные — меньше. Вот этот обряд и называется Магией, и поскольку занимается сверхъестественными началами, она — божественна, а поскольку наблюдением природы, доискиваясь до её тайн, она — естественна, срединной и математической называется, поскольку исследует силы и способности души…»
Итак, «философия рассвета», «ноланская философия» Бруно была тайным знанием совершенного мага, возродившего в герметическом откровении «египетскую» религию с её культом deus in rebus, Бога, присутствующего в вещах. Ведь в древнем Египте, по мнению Бруно, «никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук, репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; божество, которое… проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны…».
Согласно Бруно, в мире нет неодушевленных вещей, ничего безжизненного, безусловно мёртвого. «Мир одушевлён вместе с его членами», — сказано в диалоге «О причине, начале и едином». Всё — от малейшей песчинки до отдалённых планет — пронизывает единая мировая душа, которая преобразует природные существа, тела и предметы в живые организмы. Живые — не в смысле обязательного наличия сознания. Речь идёт о жизненном начале, присутствующем в любом природном объекте, благодаря чему последние являются по сути животными.
Высшее проявление и главная способность мировой души — это всеобщий разум космоса, открывающийся в природе и являющийся самой её сущностью. Его и следует называть Богом, который «наполняет всё, освещает вселенную и побуждает природу производить как следует свои виды», «движет всё» и «даёт движение всему, что движется». По отношению к материи он выступает «внутренним художником, потому что формирует материю и фигуру изнутри». И однако же, этот Бог не личность и не творец: «Бог есть субстанция, универсальная в своём бытии, субстанция, благодаря которой всё существует; он есть сущность — источник всякой сущности, от которой всё обретает бытие… Он — глубочайшая основа всякой природы», а «сама природа… есть не что иное, как Бог в вещах». Материя и форма, вселенная и мировая душа, Бог и природа, Создатель и тварный мир в реальной действительности совпадают, их можно отделить друг от друга только лишь мысленно, логически, в процессе разумного постижения.
Бог Бруно являет себя в великом, малом и в мельчайшем — невидимом и неосязаемом, подобно тому, как Солнце отражается в любом кусочке разбитого зеркала. Все вещи представляют собой ту или иную степень организации (самоорганизации) материи (природы-Бога). В основе всего лежит неделимый физический элемент — атом, которому математически соответствует точка, а метафизически (или философски) монада — одушевлённый атом, или психофизический «первоорганизм» вселенной, обладающий ощущением и волей, вечный и неуничтожимый. В монаде, этом абсолютном «минимуме», заключена вся сила, все потенции «максимума» (макрокосма). Так одна искра содержит в себе возможность огня. Число монад беспредельно, — как неисчерпаема их способность вступать в различные сочетания друг с другом, образуя бесконечное разнообразие форм. Совокупность всех монад и есть природа, Бог, или высшая монада, «монада монад», в которой воплощается единство всего сущего.
Вселенная Бруно отрицает не только восемь хрустальных небесных сфер средневековой теологии, но даже гелиоцентрическую систему Коперника. У последнего, по словам Бруно, «было серьёзное, разработанное, живое и зрелое дарование… Ему мы обязаны освобождением от некоторых ложных предположений вульгарной философии, если не сказать от слепоты. Однако он недалеко от неё ушёл, так как, зная математику больше, чем природу, не мог настолько углубиться и проникнуть в последнюю, чтобы уничтожить корни затруднений и ложных принципов…».
Астрономия (математика) Коперника помещает в центр мироздания Солнце, вокруг которого вращаются планеты. Для описания Солнечной системы такая модель верна и удобна. Но философский принцип полноты требует признать, что бесконечная причина должна иметь бесконечные следствия. Поскольку Бог-природа вечен, то нет предела его творящей силе. Он — умопомрачительная сфера, чей центр повсюду, а окружность (поверхность, граница) нигде. Наше Солнце во вселенной — лишь одна звезда из великого множества: «Каждая из этих звёзд или этих миров, вращаясь вокруг собственного центра, кажется своим обитателям прочным и устойчивым миром, вокруг которого вращаются все звёзды как вокруг центра вселенной. Так что нет одного только мира, одной только земли, одного только солнца; но существует столько миров, сколько мы видим вокруг нас сверкающих светил». Тот же принцип
