Однако Горький не был так наивен, как казалось кремлевскому горцу. Своим острым писательским глазом он видел многое, в том числе и то, что пытались от него скрывать. Видя на заводах изможденные лица недоедающих рабочих, он не верил в их пафосные речи.
Глядя из окна своего персонального вагона на бесконечные эшелоны арестованных «кулаков», вывозимых в Сибирь, Алексей Максимович догадывался, что за красочной витриной социализма царят голод, тотальное рабство и власть хамской силы.
Больше всего терзала Горького все усиливающаяся травля старых большевиков. Многих из них он лично знал с дореволюционных времен. В 1932 году он высказал Ягоде свое недоумение в связи с арестом Каменева, к которому относился с уважением. Услышав об этом, Сталин распорядился освободить Каменева из заключения и вернуть его в Москву. Но и это не успокоило классика. Он заступался и заступался, за одного, второго, третьего, приводя вождя народов в скрытую ярость.
Как-то с Алексеем Максимовичем, вышедшим на прогулку, заговорила неизвестная женщина. Она оказалась женой знаменитого большевика, которого Горький знал еще до революции. Она умоляла писателя сделать все, что в его силах. Ей с дочерью, которая больна костным туберкулезом, грозит высылка из Москвы. Спросив о причине высылки, Горький узнал, что ее муж отправлен в концлагерь на пять лет и неизвестно, жив ли.
Алексей Максимович позвонил Ягоде. Тот явился на доклад Сталину. Отец народов, посасывая трубку, усмехнулся в усы: «Пора излечить Горького от привычки совать нос в чужие дела».
Изоляция стала сплошной. К нему теперь допускались только «правильные» граждане, отфильтрованные НКВД. А когда в конце лета 1934 года Горький запросил заграничный паспорт, собираясь провести будущую зиму в Италии, ему в этом было отказано. Врачи, следуя генеральным указаниям, нашли, что, мол, для здоровья Горького ему полезнее провести эту зиму не на родине Леонардо да Винчи, а в Крыму. Мнение самого Алексея Максимовича во внимание больше не принималось.
Горький метался, чувствуя себя попавшим в капкан. Лично для него Сталин устроил комфортабельный, сытный ГУЛАГ.
Когда-то он воспел Челкаша, человека без роду, без племени, без морали. Теперь к власти в СССР пришли именно такие разухабистые челкаши. И от их беззастенчивого жлобства страдал уже не наивный крестьянский парень, герой старого рассказа, а сам автор знаменитого опуса, Горький.
В мае 1936 года Алексей Максимович заехал на Новодевичье кладбище, навестить могилу трагически погибшего сына Максима. День был холодный, ветреный. Вечером у него резко поднялась температура, начался сильный кашель с кровью.
…После смерти Горького агенты НКВД нашли в его вещах тщательно спрятанные заметки. Закончив их читать, Ягода выругался: «Как волка ни корми, он в лес смотрит!»
Знал бы Генрих Ягода (какая гоголевская фамилия!), что жить ему немного дольше, чем Мастеру. Сталин не замедлил использовать смерть Максима Горького для расправы с неугодными ему людьми.
«Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР ПРИГОВОРИЛА:
Ягоду Генриха Григорьевича, Левина Льва Григорьевича, Крючкова Петра Петровича к высшей мере уголовного наказания – расстрелу, с конфискацией лично им принадлежащего имущества».
Москва, 1936 г.»
Урна с прахом Горького помещена в Кремлевской стене в Москве.
Неподалеку от могилы Иосифа Сталина.
Теперь они вместе уже навсегда.
Лучший друг мог бы оказать мне одну-единственную услугу – пустить пулю в мою несчастную голову.
Эдгар По
• Эдгар Аллан По (19 января 1809 года – 7 октября 1849 года) – американский писатель, поэт, литературный критик и редактор, является представителем американского романтизма.
• Наибольшую известность получил за свои «мрачные» рассказы. Создатель детективно-фантастического жанра в литературе. Его творчество способствовало также появлению жанра научной фантастики.
• Самая большая неудача писателя – безумие, пьянство и непрекращающееся саморазрушение.
Современная массовая литература на три четверти является порождением американского романтика Эдгара По.
Он создал почти весь набор ее основных жанров: детектив, научную фантастику, готическую прозу.
Творец «Маски красной смерти», создатель сыщика Дюпена вдохновлял и высокую литературу. Идеями и стихами Эдгара По вскормлен был Шарль Бодлер, а вместе с ним и весь французский символизм. Именно По придумал и явил миру чистое искусство и высокую поэзию. А между тем этот человек готов был отдать все, чтобы «воплотить хотя бы половину тех мыслей и образов, что являются в воображении». Вся его жизнь – театр. Театр ужасов.
Судьба неистового По избыточна, как дурной сон.
Родители Эдгара были актерами, а в те времена быть лицедеем означало вести жизнь полубродяги. Они умерли – не то от чахотки, не то от пьянства, когда сыну было всего два года.
Обаятельного малыша взяла на попечение семья преуспевающего табачного коммерсанта Джона Аллана. Маленького Эдгара без меры баловали, засыпали дорогими подарками. У него имелись свой пони и великое множество карнавальных костюмов.
При невысоком росте и хрупком телосложении По выглядел старше своих сверстников. Может быть, поэтому с самого детства Эдгар предпочитал мальчишкам общество девочек-ровесниц. В школе же обучение было раздельным, поэтому он с юных лет испытывал острое одиночество.
Легкий, милый, остроумный, душа компании и охотник поговорить, По околдовывал собеседников. Он великолепно читал свои и чужие стихи.
В 17 лет он поступает в Виргинский университет. Эдгар молод, талантлив и полон сил. Но именно в университетских стенах берет свое начало его пагубное пристрастие к алкоголю.
Для студенческой братии дружеские попойки – дело обычное. Но на По вино оказывало странное действие. Ему достаточно было выпить всего несколько глотков, чтобы совершенно преобразиться. Увы, далеко не в лучшую сторону.
Он пил, резко запрокинув голову, опустошая стакан одним движением, а потом со стуком ставил его на стол. И становился похожим на одержимого. Демоны Эдгара вырывались на свободу. Тогда его обычно бледные щеки полыхали огнем, а речь приобретала дикий, пугающий оттенок.
Он превращался в злобного, вспыльчивого человека, не знающего никаких тормозов.
«Под хмельком в Эдгаре просыпался бес разрушения. Аура безумия вокруг него становилась просто осязаемой», – так написал в воспоминаниях его сокурсник.
