– Может быть, мне еще штаны перед вами снять? Проверять, так проверять.
Я постеснялся положительно ответить на этот вопрос. Теперь жалею…
По молодости Павловский сильно бунтовал против строя, увлекался марксизмом. При этом Маркса он почти не читал, сознательно оставляя его «на тюрьму». Там-де будет много времени, вот и почитаю. Однако, почитав Маркса в тюрьме, Глеб сделался державником и начал из ссылки заваливать компетентные органы предложениями по спасению империи от развала. Империя не прислушалась. И, как выяснилось впоследствии, зря. Где теперь империя? И где Павловский? Кто из них ездит на красивом лифте и источает благополучие всеми фибрами? То-то и оно. А ведь по-хорошему предупреждал…
– Глеб Олегович, как человек, умудренный опытом, какие книжки вы бы посоветовали молодым оставить «на тюрьму»?
Павловский добродушно смеется:
– Надеюсь, им это не потребуется. Хотя… В России всегда надо быть ко всему готовым. Знаете, давным-давно, когда я еще хипповал, носил длинные патлы и много бродил по стране, я беседовал с одним буддистом, который потом умер в тюрьме. Как человек верящий в перерождения, он говорил, что для буддиста один раз очень важно родиться в России. Но это полезно только для буддиста!
– Жалко, что я не буддист. Такой случай выпал – и псу под хвост.
…Как человек, когда-то подпавший под влияние буддизма, Глеб Олегович к жизни и деньгам относится философски:
– Я думаю, общее количество свободы в обществе не меняется. Она просто перераспределяется. Как говорил Остап Бендер, если по стране ходят денежные знаки, значит, должны быть люди, у которых их много. Так и со свободой. Даже в Советском Союзе свобода была. Но для избранных. Кто-то в ней просто купался. А остальные…
Насчет же денег Павловский полагает, что…
– К ним нельзя относиться серьезно. А в особенности их хранить.
– Что же вы с деньгами делаете?
– Теряю, – беспечно ответил Глеб Олегович. Однако теряет он деньги не в магазинах, как я было по наивности предположил. – Лучший способ потерять деньги – завести большую организацию. Каждый день теперь я должен думать, что́ я заплачу людям завтра. Сейчас у меня уже под двести человек работает. И число работников все время растет. Это кошмар! Я очень люблю убивать юридические лица, в жизни их много умертвил, но они потом возрождаются опять! Я не понимаю строителей деловых империй, потому что, мне кажется, это очень скучно – растить империю, которая потом расширяется уже неконтролируемо. Ведь человек может проконтролировать сам только шесть-семь человек. А когда их двести и больше… Ты уже контролируешь только секретарей и референтов.
– В одной из газет был опубликован кадр, где вы дулю Евтушенко показываете. За что?
– Да я пришел на эту вечеринку с дочерью, а Евтушенко пристал ко мне. Начал передо мной своей холеной рукой в золотых перстнях водить и так напыщенно говорить: «Я в сорок первом году еще ребенком, на лесоповале…» Меня это ужасно раздражало. Моя дочь, которая стояла рядом, с большим интересом смотрела на это все, как на театр, а потом спросила: «Дядя, извините, а как вас зовут?». А он отвечает так серьезно: «Я великий русский поэт Евгений Александрович Евтушенко…» Думаю, мы для молодых людей кажемся каким-то парком юрского периода.
…Вместе с четким пониманием своего с Евтушенкой места в сегодняшней России, Глеб Олегович имеет ясные представления и о внутренней сущности других своих современников. Во всяком случае, на вопрос о том, за что его так ненавидит интеллигенция либерал-явлинского толка, политтехнолог ответил четко и быстро:
– Очень просто – за успешную политическую деятельность. Я ставлю задачу и добиваюсь ее осуществления. Собственно, я работаю за политика и вместо политика. Наши политики пока не умеют заниматься политикой.
– Сервис по высшему классу! Клиенту остается только денег заплатить за то, что ему сделали красиво, успешно проведя через выборную компанию.
– Политик? Деньги? Не дождетесь! Политики у нас не имеют денег. Политика у нас – как шоу-бизнес. И структура доходов там такая же. Политики зарабатывают деньги, давая представления, называемые избирательными компаниями. А оплачивают все их «продюсеры». Потом, когда в России появятся настоящие политики, я стану ненужным.
– Чем же вы будете заниматься?
– Книжки читать. Меня согнали с дивана, на котором я провел прекрасную юность, читая книжки.
После этой фразы наш разговор с денег плавно перешел на ценности.
– До 1995 года я не занимался политикой. Я был интеллигентом. То есть смотрел со стороны и критиковал. Но как только я решил что-то изменить, я немедленно перестал быть интеллигентом. Просто потому, что, по российским понятиям, политика – гадость. И, соответственно, ею занимаются гадкие люди. И в каком-то смысле это индульгенция: раз уж вы решили заняться политикой, переступили черту, значит, дальше можете разрешить себе все, что угодно. Так считается. Однако я никогда не придерживался такой точки зрения. Я полагал, что если уж у тебя есть ценности, то ты можешь выражать их на любом поприще.
– А какие у вас ценности?
– Я банальный христианин.
– Типа, в бога верите?
– Ну, трудно не верить в того, кто тобой постоянно занимается и не дает тебе об этом забыть.
– Не знаю, мной отчего-то никто не занимается. Самому приходится крутиться.
– Вы просто невнимательны. Или у вас нет времени заняться собой. Отношения между человеком и богом выражаются в советах и действиях с его стороны.
– И когда же вы впервые услышали эти голоса внутри головы?
– Мне бог дал здоровенного пинка, когда я был молодым человеком и валялся на диване. Он сказал: «Чего ты валяешься, скотина? Так и будешь бесплодно мечтать? Иди и делай то, во что веришь!» Таков был общий смысл его консалтинга.
– А потом приступы не повторялись?
– Ну, потом это в разных формах повторялось. Ведь я и дальше нередко вел себя, как скотина. Например, когда я, будучи арестованным, признал себя виновным, чтобы скостить срок. Я ведь как бы отрекся от своих ценностей. Это грех.
– Да, я слышал, по кодексу диссидентской чести это западло считается – признавать вину. И что вам бог за это причинил?
– Вот этого я не расскажу, – зажался Глеб Олегович. – Но поверьте, я получил от него по полной программе. Зато советская власть мне смягчила наказание и заменила лагерь ссылкой. Сейчас бы я не признал себя виновным ни в коем случае.
– Почему, если на этом можно здорово выиграть в сроке? Рассматривайте это как военную хитрость.
