— Государь мой, — говорила она ему, — таковою ли я тебе кажусь, какою описывала та женщина, которая была с тобою в моем саду? Я не стараюсь защищать себя.
— Государыня моя, — ответствовал ей восхищенный Силослав, — возможно ли, чтобы я поверил такому препоручению и, видя пред собою божество, захотел бы мысленно претворить его в безобразие?
— Много этой чести для меня, — говорила она. — Я не богиня, а смертная, и не волшебница.
Потом, несколько поговоря таким образом, начала она открывать ему свою любовь, от которого открытия Силослав насилу мог удержать в себе восхищенный дух. Сердце его затрепетало, и уста наполнились безмолвием. Он хотел говорить, но возбужденные мысли предупреждали его изречения и делали его бессловесным; словом, восхищения его и пламени изъяснить ему никоим образом было невозможно. Она, вставши, сделала ему знак, чтобы он последовал за нею, куда немедленно он и пошел. Пришед в опочивальню, исполнила она произволение богов и страстную волю; потом, взявши его за руку, пошла вон из сего здания. Как только вышли они на крыльцо, то Силослав услышал по всему саду необыкновенное согласие весьма приятной музыки; неизъясненное веселье летало по всему саду, и от великой радости казалось, что и деревья находятся в движении. Стоящие подле крыльца нимфы в брачных одеяниях запели тотчас песни, одним только богам приличные; и когда она вела его по дороге окруженного всеми небесными прелестями, тогда купидоны бросали под ноги им цветы и пускали всякие ароматы в воздух. Пришли они к той окамененной недавно женщине и увидели ее весьма горько плачущую. Повелительница сказала ей с гордым видом:.
— Я тебя прощаю, помни долг и не отваживайся на такие предприятия.
Рыдающая женщина стала тотчас в прежнем своем образе и наполнилась превеликою радостью, благодарила богов и упала перед нею на колени, извинялась в своем прегрешении, которой, однако, приказано было тотчас встать. Любовница Силославова, извинясь перед ним, оставила его с своими нимфами и пошла по неизвестной Силославу дороге.
Потом несколько времени спустя пришел к нему человек, весьма великолепно одетый, и казался больше быть богом, нежели человеком, который сказал Силославу повелительным и величественным голосом, чтобы он последовал за ним. Идучи, наполнялся Силослав великим страхом от невоображаемого великолепия, и чем далее он шел, тем больше встречал его великий ужас. Глаза его не находили конца великолепию и мысли воображениям. Все, что он ни видел, было для него ново, прелестно и ужасно; по дорогам разные истуканы разного изображения и разных металлов приводили понятие его в замешательство. Деревья, фонтаны, которых никак объяснить невозможно, останавливали его в пути, тянули к себе взор и делали мысли его неспособными к рассуждению об оных. Потом, когда перестало быть в глазах его сплетение древесное, то открылась весьма обширная долина; она исполнена была всеми теми приятностями, какие только человек выдумать может между людьми; но природа украсила ее еще больше своими дарованиями. Сколько была пространна сия долина, столькое множество имела в себе и людей, только всякий имел свое место и подругу, и ни один другому в забавах не препятствовал. Женщины украшали мужчин цветами и, украсив, любовались ими, осязали их, целовали, ласкали и, словом, показывали им все те приятности, коими наградила природа нежный пол женский. Со всякою парою присутствовал Купидон, он им всякую минуту представлял новые увеселения, умножая в сердцах их жар любовный, и старался ежеминутно привести любовь их к совершению. Тут присутствовала радость, невинные игры и приятные смехи; у всякого на лице изображено было восхищение, всякий прославлял природные дарования, и всякий охотно старался умножить страсть свою к прекрасному для него предмету и показать, что он от всего усердия жертвует ей сердцем и всею жизнью. Посередине сей приятной долины находилась преогромная и превысокая гора, вершины которой Силослав увидать не мог, но только блистало на ней светозарное солнце. Гора эта сделана была вся из слоновой кости с превеликими уступами и внутри с преогромными жилищами; с самого верху по одной стороне ниспадал с приятным и тихим журчанием великий источник и протекал всю долину до окончания, из которого с превеликою жадностью пили все находящиеся в долине люди; но вода его столь была вкусна и приятна, что никогда они насытиться оной не могли. Всход на сию гору весьма был пространен и имел частые ступени. Проводник Силославов повел его за руку; Силослав, идучи, находил всякую приятность, встречал разных и украшенных самою природою животных, разного рода птиц, и, словом, все, чего только вообразить не можно. Потом пришли они на возвышенную площадь, которая устлана была вся золотыми коврами; посередине оной стояло весьма великолепное и огромное здание; стены оного осыпаны были все дорогими и редкими каменьями; крупные жемчужные зерна лежали узорами на оных; рубины и карбункулы доканчивали все оное великолепие; двери сего здания находились растворенными. Они вошли немедленно в оное. Силослав как скоро взглянул на сие невоображаемое великолепие и богатство, то не только наполнился удивлением, но и довольно ужаснулся. Все, что есть на земле, все оные сокровища не могли бы составить и половины того, что он видел. Тут сидели и ходили, равно как и первые влюбленные люди; они были так же веселы, как и те, но только некоторое малое неудовольствие являлось на их лицах, и казалось, как будто бы чего-нибудь им недостает. Женщины не так были к ним приветливы, и хотя ласкали их, однако чаще взглядывали на лежащие на столах сокровища. Всякая выбирала лучшее себе украшение и чаще подходила к зеркалу, нежели к любовнику. Тут мужчины больше ходили за женщинами, нежели женщины за мужчинами, хотя долг и природа повелевают женщине повиноваться мужчине.
Оставив сих, следовали они еще выше и, быв довольное время в пути, вышли на пространную площадь, которая обнесена была кругом миртовыми и лавровыми деревьями; также вокруг стояли позлащенные жертвенники, на которых пламенники не угасали; подле всякого жертвенника стояли на коленях, преклонив голову, государи в коронах и в порфирах; посередине сего невоображаемого круга находился храм, сделанный весь из одного изумрудного камня наподобие сплетенных дерев, и был столько зелен, как самая цветущая мурава, между которыми вмещены были розовые яхонты, кои изображали живые цветы; по четырем сторонам храма стояли из чистого золота великие истуканы; они несколько нагнулись и держали на плечах голубые яхонтовые шары, на которых имели движение блестящие звезды, и казалось, как будто бы сии истуканы были одушевлены. На верху свода, который изображен был куполами, стоял престол, из какого металла, об этом Силослав у ведать не мог, но только он столь был ясен, что самое Солнце не превышало его блистания; на престоле стоял Купидон из такого же металла и держал в обеих руках сердце, которое пылало необыкновенным пламенем, и летящие от оного вниз искры зажигали на жертвенниках пламенники. Силослав с великим страхом вступил в сей храм и не нашел в нем ничего земного, но одна небесная красота тут обитала. Посередине храма весьма на возвышенном престоле, покрытом багряницею, и выше того, как будто бы на прозрачном и белом облаке, сидела нагая богиня Лада в одном только таинственном поясе, который сплетен был преудивительным мастерством; на нем видны были самые пленяющие прелести, приятности, любовь, желания, веселия, тайные переговоры, неповинные обманы, приманчивые улыбки и прелестные забавы, пленяющие дух и мысли самого разумного человека. Вид ее столько был величествен, что Силослав, как скоро взглянул на нее, то упал на колени. Не недоставало в том прекрасном ее образе ни роз, ни лилей, ни смешанных любезнейших вещей, ни потаенной красоты, пленяющей глаза, ниже приятности, превосходящей и самую красоту, и всего он преисполнен был. Радость являлась у нее на глазах, а на щеках смех, и хотя прелести ее оттого не умножались, однако приятнее становились. На каждой ступени перед престолом сидели грации в белом платье, и бог любви Дид[13] играл посередине их невинными забавами. Богиня, взглянув весьма снисходительно на Силослава, говорила ему так:
