Далее он предупредил, что о существовании школы, ее местонахождении и о том, чему здесь обучают, рассказывать никому нельзя, даже родителям.
Потом он ознакомил нас с принятым в школе распорядком и учебной программой, а потом сообщил, что, как и всем вступающим в ряды Вооруженных Сил, нам полагается принять военную присягу.
— Я зачитаю текст присяги, — продолжал он. — Затем раздам вам бланки с ее текстом, которые вы подпишете и сдадите мне.
И торжественным тоном, чеканя слова, начал читать текст присяги, начинавшейся словами:
— Вступая в ряды Вооруженных Сил СССР, я обязуюсь строго хранить государственную тайну и защищать свою страну до последней капли крови…
Закончив чтение, он раздал нам бланки, которые мы тут же подписали и вернули ему. Владыкин держался с нами просто, почти по-отечески, разговаривал вежливо, без начальственного апломба, и это располагало к нему. Затем он велел нам поодиночке заходить к нему в кабинет. Мой псевдоним оказался сходным с моей настоящей фамилией. Так я стал Гвардейцевым — фамилия довольно нелепая, но раз уж она для меня была уготована и занесена в списки, пришлось смириться. И еще меня ждал приятный сюрприз — повышение в звании. Теперь я стал еще одним лейтенантом на курсе, у которого было хоть и небольшое, но все же жалованье.
Первое, что бросилось мне в глаза и вызвало крайнее удивление, это гениальная маскировка военного заведения под гражданское, Здесь, в школе, я впервые увидел офицеров Первого главного управления в деле и сразу же отметил про себя, что на остальных сотрудников разведки они совсем не похожи. Они никогда не надевали военную форму, носили только штатское.
Преподаватели и инструкторы из числа сотрудников КГБ, отошедших от оперативной работы, но остававшихся в кадрах, отлично знали свое дело. Все они бы ли довольно интеллигентными людьми, с богатым опытом практической работы, а некоторые еще и обладали чувством юмора. Было видно, что от своей работы они получали удовольствие. Словом, школа напоминала хорошо отлаженный механизм.
Еше раз замечу, что обучению иностранным языкам отводилось первостепенное место в учебной программе:
Я изъявил желание заниматься английским.
— Английским? — удивилось руководство.
— Все хотят учить английский. А почему бы Вам не заняться шведским, тем более, что некоторые познания в нем у Вас уже есть. Мы без труда смогли бы зачислить Вас на последний курс шведского.
Итак, я оказался в языковой группе, состоящей всего из трех человек. Помимо меня в ней занимались: Феликс Майер (настоящая фамилия которого была Мейер) и Юрий Веснин (на самом деле Вознесенский). Представить себе двух так не похожих друг на друга людей, казалось, невозможно. Юрий — типичный русский крестьянин из под Петрозаводска, — широкоплечий, плотного телосложения, простой и бесхитростный. Феликс же, напротив, был высокий, элегантный эстонец, несколько флегматичный, осторожный и расчетливый, короче говоря, настоящий европеец. Феликс как нельзя лучше соответствовал характеристике, данной эстонцу Солженицыным в одном из своих произведений: «Никогда в жизни не встречал эстонца, который оказался бы плохим человеком. У Мейера была необычная биография — родился в Сибири, правда, теперь тот район относится к Северному Казахстану. Подобно родственникам моей матери, переселившимся в Центральную Азию, его предки в девятнадцатом веке, как и тысячи швейцарцев, поляков и немцев, перебрались в эти места и здесь осели. Свободно говоря по-эстонски и отлично зная культуру своего народа, Феликс настолько был предан советской системе, что почти забыл о собственных исторических корнях.
Мы с ним неплохо ладили, но тем не менее по некоторым вопросам политики все же отчаянно спорили.
ХХ съезд партии, состоявшийся в 1956 году, резко осудил культ личности Сталина и даже принял решение воздвигнуть монумент в память жертв сталинских репрессий. Однако, многие ортодоксальные члены партии считали, что Хрущев со своими сподвижниками зашел слишком далеко и что так резко критиковать самих себя не следует. Феликс оказался сторонником последних. Я же, напротив, полностью одобрял решения, принятые съездом.
Как-то в очередном споре он сказал мне:
— Никакого монумента не поставят. Как можно воздвигать памятник жертвам собственного режима? Это же противоречит здравому смыслу.
Конечно, Феликс оказался прав — скоро о создании монумента преспокойненько забыли.
Вскоре начались занятия, и те, кто мало знали о КГБ, начали делать неприятные для себя открытия. Об этой организации я был наслышан от своего отца, другие же, из числа непосвященных, были просто шокированы тем, что практически вся работа разведслужбы строится на информации и фотографирование — дело второстепенное, главное же — вербовка агентов. А для этого надо найти подходящего человека из числа резидентов той или иной страны и тем или иным способом убедить их или заставить нарушить закон своей страны и стать тайным агентом советских спецслужб.
Наши преподаватели знали по опыту, что некоторые курсанты, шокированные предстоящей им в будущем работой, так и не могли справиться с шоком и были отчислены. Обычно в самом же начале отсеивались один или два человека. Среди курсантов нашего набора таких слабонервных, похоже, не оказалось, и мы без потерь преодолели первые трудности, правда, некоторым совершенно не давались иностранные языки, и сколько ни бились над ними преподаватели, говорить бегло на чужом языке они так и не научились.
Основным пособием нам служил учебник под названием «Основы советской разведывательной работы», в котором рассматривались все аспекты шпионского ремесла: завязывание контактов, выбор кандидата для вербовки, вербовка, ведение агента, связь с ним, личные встречи, пользование тайниками, постановка сигналов, моментальные передачи, наблюдение, выявление слежки, использование безличной связи, пользование коротковолновыми средствами радиосвязи. Нам читали лекцию, скажем, об установке условных сигналов. После этого мы штудировали соответствующую главу в учебнике, затем изучали дополнительную литературу по этому вопросу, рекомендованную преподавателем, которая имелась в библиотеке.
Большая часть этой литературы представляла собой разработки, сделанные опытными специалистами-практиками и изготовленные на копировальных машинах на очень плохой бумаге. Даже те из них, что имели четкий шрифт, сброшюрованы были кое-как. Короткие тексты, посвященные принципам разведдеятельности, писались офицерами-ветеранами, и приводимые в них примеры бывали по большей части интересными. Однако истории, изложенные старыми чекистами, оказывались настолько выхолощенными, что по ним нельзя было даже понять, в какой стране это происходило.
