Мефистофель начал допрос по форме: фамилия, имя, отчество, адрес, родители, братья, сестры, семья? Затем спросил, зачем я находился в 10 километрах от берега, в надувной лодке?
Я повторил то, что написал накануне в объяснении.
— Значит вы веруете в Бога? — спросил меня Мефистофель.
— Да, верую.
— Почему же ваш Бог не помог вам? Ведь, вы наверное молились перед побегом? — скверная улыбка искривила его губы.
— Вы слишком примитивно понимаете веру в Бога, — ответил я. — Бог далек от вашего принципа: «Ты — мне, я— тебе!»
— Ну, мы еще выясним, действительно ли вы так веруете в вашего Бога. А сейчас скажите мне другое: вы признаете себя виновным в намерении бежать из Советского Союза, то есть в преступлении, оговоренном статьей 75 Уголовного Кодекса Украинской ССР?
— Это не преступление. Всеобщая Декларация Прав Человека, под которой стоит также подпись Советского правительства, заявляет: «Каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную, и возвращаться в свою страну».
— А где вы могли читать Декларацию? — искренне удивился Мефистофель.
— Вы правы. В советских библиотеках она изъята, но я тем не менее читал.
— Если вы знаете Декларацию, почему тогда вы решили бежать из Советского Союза, а не обратились за официальным разрешением и не уехали по-хорошему?
— Потому что тех, кто обращается с подобными просьбами, вы прячете в сумасшедшие дома.
— Откуда вы это знаете?
— Знаю. Слухом земля полнится. И эфир— тоже…
— А-а-а! Эфир! Тогда понятно, кто вас подстрекал! Скажите, а зачем вам был нужен телефон Американского посольства в Москве, который мы обнаружили на вашей самодельной карте ветров и течений Черного моря?
— Телефон мне был нужен для того, чтобы попросить у них экземпляр расследования по делу об убийстве Президента Кеннеди. «Голос Америки» и дал этот телефон своим слушателям с целью распространения следственных материалов.
— Не для чего больше? Только для этого?
— Да, только для этого.
— И вы звонили в Американское посольство?
— Нет. Вы сами знаете, что нет. Ведь каждый звонок туда КГБ наверняка записывает на пленку. Наведите справки и убедитесь в том, что я не звонил.
— Хорошо. Кстати, о справках. Мы нашли в ваших вещах справку из домоуправления о том, что вы жили в кухне. Зачем вы взяли с собой эту справку? Чтобы показать ее на Западе? Проще было купить себе кооперативную квартиру, чем таскать в кармане подобную справку и злобствовать по этому поводу!
— На какие деньги? Вы разве не знаете, что однокомнатная квартира стоит более 4000 рублей, а инженер зарабатывает в месяц всего 90 рублей!
— А как другие покупают? — наивным тоном спросил Мефистофель.
— На зарплату никто квартир не покупает, также как дачу или машину! Кто в СССР живет на зарплату, тот находится на грани нищеты и ему не до покупок квартир!
— А на что покупают? — допытывался Мефистофель.
— На ворованные деньги покупают, на деньги, полученные от взяточничества, спекуляции, коррупции!
— Интересно, — загадочно произнес чекист и обратился к пожилому человеку в штатском:
— Пятьдесят шестая?
— Конечно, пятьдесят шестая! — ответил тот.
— А зачем вы взяли с собой в Турцию все свои документы? — снова обратился ко мне Лысов.
— Для того, чтобы турки могли идентифицировать мою личность и не приняли бы меня за советского шпиона.
— Разведчика! — мягко поправил меня молодой человек. — Шпионы — это те, кто работает против Советского
Союза, а кто работает в его пользу — те называются разведчиками.
Я ничего не ответил и подполковник продолжал:
— А что вы думаете о бегстве Светланы Аллилуевой?
— Правильно сделала.
— Вот как? А почему?
— Думаю, что не стоит больше об этом говорить.
— Ну, хорошо, продолжим о вас. Вы написали в своем объяснении, что в СССР притесняется церковь. Но я знаю здесь, в Симферополе, одного профессора. Он ходит молиться в церковь. Ну и пусть себе ходит! Никто его не притесняет! Объясните нам, в чем вы видите притеснение церкви?
— Я ничего не знаю о вашем профессоре, но зато знаю что большинство церквей по всей стране вами разрушено, разорено или они закрыты. А в немногих оставшихся церквах направляемые вами, КГБ-шниками, хулиганы мешают проведению богослужений. И купить Библию или Новый Завет, чтобы читать их дома, тоже невозможно — они не продаются ни в одном магазине!
— Ишь! Чего захотел! — вскинулся пожилой человек в штатском, с которым недавно советовался Мефистофель
— Да! Захотел! Вашей, коммунистической литературы в каждой лавке горы! А в Конституции вы сами записали: свобода совести. Значит и религиозная литература тоже должна быть в продаже!
— И чему только вас учили в школе, в военном училище! — снова заговорил Мефистофель. — Как это могло случиться, что вы жили в нашей стране, учились в советских учебных заведениях, а имеете не наши — враждебные взгляды?
— А это объясняется тем, что я — не крепостной по своему существу. Вы-то нас всех за крепостных считаете и думаете, что мы смирились с этим!
— Ну и чего же вы хотите?
— Прав человеческих хочу! Крепостное право-то в России отменено еще в 1861 году! Но я с вами не боролся, не пытался свергнуть вас, я просто бежал от вас и при этом ничего не взял с собой из своих вещей. Все вам оставил. Забирайте! Я взял только свое ТЕЛО! ТЕЛО! Оно-то по крайней мере принадлежит мне или тоже — вам?
— Пятьдесят шестая! Явно пятьдесят шестая! — опять повторил Мефистофель. Человек в штатском кивнул.
— Вот посидите лет 15 в лагере, да поработаете на лесоповале, так дурь из головы вылетит! — пригрозил мне Мефистофель.
— Посижу, конечно! А когда выйду оттуда, — книгу напишу обо всем что увижу там. Весь мир ее прочитает!
— А как она будет называться, ваша книга, вы уже придумали?
— Сергей Хлебов.
— Почему такое название?
— Потому что Сергей — синоним всего русского, как Сергей Есенин. А Хлебов — происходит от самого главного, от хлеба. Главное — это мы, которых вы сажаете по тюрьмам, а не вы, которые сажают.
— Сукин сын! — вдруг заорал подполковник так громко, что оба человека в штатском внимательно посмотрели на него. — Гнилая душонка! Перерожденец! Я вам покажу книгу! Я вам всю жизнь покарябую! Я вас… в сумасшедший дом посажу! Я вас… сгною в сумасшедшем доме!
Дальше подполковник кричать не мог. Он задыхался. По его топорному лицу пошли красные пятна и обильно полился пот. У него было явное желание наброситься на меня и избить. Я видел это по его глазам и ожидал. Однако, что-то помешало ему исполнить это намерение. Я постепенно понял это и вновь расслабил свое тело. Молодой человек в штатском во время всей этой сцены оставался невозмутимым и пока старый чекист приходил в себя после злобной истерики, взял на себя продолжение допроса.
