Ознакомительная версия.
Новикова перевели в другую эскадрилью, а на Цыбу страшно было смотреть. Всегда веселый и неунывающий, сейчас он ходил мрачнее тучи. Случаи такого предательства со стороны курсанта в училище были крайне редки. И хотя многие понимали, на чьей стороне правда, для Цыбенко это было малоутешительным. К весне его перевели на обучение курсантов младшего курса. Нас же перебазировали на полевой аэродром Зимовники.
Группа была сильная, а новому инструктору Ивану Ивановичу Ефимову наша подготовка была «по барабану». Он и с нами не занимался, и летать не очень стремился. Вскоре стало понятно, что нам достался хронический алкоголик. Сразу же после медицинского осмотра он умудрялся напиваться, да так, что в кабине невозможно было дышать от перегара. Чтобы избавиться от этого «удовольствия», мы уже с земли переходили на дыхание чистым кислородом.
Хорошо, что большая часть полетов была на боевом самолете, и на нашей летной подготовке слабость инструктора сказывалась незначительно. Но однажды его запой лишь по чистой случайности не закончился летным происшествием. Боря Полыгач, выполнял контрольный полет по маршруту в сложных метеоусловиях. Весь полет проходил в облаках или за облаками. Инструктор, как всегда, молчал, и Борис успешно прошел два поворотных маршрута. Когда прошли более сорока минут полета, Иван Иванович или проснулся, или его посетила «белочка», но он схватился за управление и с криком:
– Где мы? Мы потеряли ориентировку! – начал пробивать облака вниз. Как ни пытался Полыгач его успокоить, ничего не помогало. Минут десять они носились под облаками с произвольными курсами. От этой круговерти и Боря уже перестал ориентироваться. В конце концов, когда они выскочили на железную дорогу, курсант уговорил инструктора отдать ему управление. По железнодорожной ветке они вышли на Зимовники и, как говорят, с «ведром» керосина выполнили посадку.
Пока экипаж носился на малой высоте, наземные станции контроля их потеряли, в расчетное время радиосвязи не было, и руководитель полетов успел доложить о происшедшем на командный пункт училища. Были приведены в готовность дежурные поисково-спасательные силы. Счастливое возвращение УТИшки всех обрадовало, но начальник училища приказал провести расследование. Инструктор пытался все свалить на курсанта, однако полковник, проводивший разбирательство, все понял, и больше Иван Иванович с нами не летал.
Государственные экзамены по летной подготовке мы сдавали без инструктора, однако сдали их успешно и триумфально вернулись в училище.
Три месяца оставалось до выпуска.
Нам выдали полевую полушерстяную офицерскую форму с хромовыми сапогами и портупеей. Свободный выход в город, о котором мы мечтали четыре года, вскоре перестал быть для нас чем-то притягательным, так как требовал много денег, которых у курсантов, просто не было, а без толку шататься по городу быстро надоело. До сей поры каждое увольнение заканчивалось пьянкой, так как запретный плод сладок. Когда же к нам стали относиться почти как к офицерам, то и желание напиваться исчезло.
Мои товарищи, которые остались летать на сверхзвуковом Су-15, очень важничали и задавались. Они гордо рассекали по казарме, а иногда и по городу, в шелковых голубых майках нательного белья, по сути пижамах, выдаваемых пилотам сверхзвуковых самолетов. Но когда я узнал, каков уровень их подготовки, то нисколько не пожалел, что пришлось летать на МиГ-17. Большинство из них вылетели только по кругу, несколько человек слетали самостоятельно в зону на простой пилотаж, и только один слетал на перехват воздушной цели. В то время как на МиГ-17 мы освоили сложный пилотаж, одиночные и групповые воздушные бои, полеты на предельно малых высотах и в сложных метеоусловиях.
В городе мы часто встречались со своими бывшими однокашниками, по тем или иным причинам ушедшими из училища. Анатолий Бугаев и Виталий Болтенко, отлетав на Л-29 и списавшись по состоянию здоровья, поступили на второй курс сельскохозяйственного института. Не утруждая себя зубрежкой, постоянно играя в «авиационную» игру нарды и не ограничивая себя в выпивке, они без всякого мандража являлись на экзамены и отлично их сдавали. Студенты, узнав, что раньше они учились в летном училище, интересовались, за что их отчислили. «По неуспеваемости», – скромно отвечали наши отличники. «Каковы же тогда те, кого не отчислили?» – задавали себе вопрос удивленные однокурсники. Авторитет нашего училища вырос немерено.
Времени для подготовки и сдачи экзаменов было предостаточно, мы изнывали от безделья и скуки, мечтая, когда все это закончится. Многие мои однокашники в этот период женились, и нашего скудного денежного довольствия не всегда хватало на подарки, а они и не были в претензии. Кто-то гадал о полку, куда попадет служить, мне же было все равно, лишь бы побольше летать и на современном самолете. У меня не было никакой «волосатой лапы», а сам о себе побеспокоиться я не умел. Не имел никакого представления о блатных местах. Был холост, и беспокойство семейных курсантов, как бы не загреметь в «дыру», меня обошло. Коля Федосеев, один из лучших моих друзей, заканчивающий училище с отличием и имеющий право выбора места службы, попал на патриотичные речи начальника политического отдела училища и выбрал для службы солнечный Кюрдамир в Азербайджане. Когда я ему повертел пальцем у виска, он ответил, что и там кто-то должен служить, тем более ему пообещали, что через два года он уже будет учиться в академии.
По непонятно кем и когда заведенной традиции, последним сдавшего последний государственный экзамен под всеобщее веселье бросили в бассейн. «Счастливчиком» оказался Саня Киселев. Погода в конце сентября стояла довольно прохладная, пришлось предварительно в его организм влить бутылку водки.
В течение месяца, после того как на нас были написаны представления на присвоение первичного офицерского звания, мы ждали приказа министра обороны СССР. Нам выписывали необходимые документы, денежные, продовольственные и вещевые аттестаты, расчетные книжки. В ателье местного военторга каждому шили парадную и повседневную форму, парадную и повседневную шинели. Почти ежедневно мы ходили на бесконечные примерки. Все происходило в приятной суете подготовки к торжественному выпуску из училища. Командование и политический отдел атаковывали покинутые женщины и их матери. В те времена этот вопрос решался очень просто: командование обычно в приказном порядке обязывало жениться на «обманутых» красавицах. Особенно рьяно нападали женщины с детьми, и никто даже не собирался слушать доводы бедных гуляк об истинном отцовстве.
Ознакомительная версия.
